Дарья Аппель - Девятый всадник. Часть I

Когда черно-бело-алая пелена перед глазами обрела четкость, Кристоф фон Ливен обнаружил себя облокотившимся о холодную стену какой-то постройки. Бой еще не прекратился – пушки до сих пор молотили. Спереди на него нажимали еще пять человек. Свои. Навстречу шла неприятельская пехота. Те, передние, отстреливались. «В штыки…», – прохрипел он. – «Не отходить». «Как не отходить» – услышал он смутно знакомый голос. «Рильке, вы трус», – проговорил Кристоф. «Фон Ливен, вы сумасшедший», – парировал ему подпоручик. «Надо отступить». «Нас окружили, куда дальше отступать?» – Кристоф изо всех сил старался говорить громче, но не мог. «Внутрь». «Командуйте», – проговорил барон. У него болело где-то справа, ближе к животу, и он провел ладонью по больному месту. Взглянул на руку – крови не было, значит, не ранен. Рильке позвал остаток батальона за собой, и они вскоре оказались в дверном проеме. «Расстреляем все, что у нас есть», – проговорил он. «И сдадимся», – мрачно подумал Кристоф. Ему делалось все больнее, он еле на ногах держался. Семь стрелков расставили у входа, остальных поместили ближе к жернову. Барон огляделся. В случае чего можно вырвать из стен кирпичи, обороняться ими. Только вот смысл?.. До штурма оставались секунды. Уже дрожат стены, уже отчаянно отстреливаются солдаты впереди. Вот несколько упало, загородив дверью вход. Слышны крики врагов. И их не счесть… Шатаются стены. «Они же возьмут нас в плен», – наконец-то осенило Кристофа. Все последствия пленения якобинцами внезапно встали перед его глазами. В отчаянии он оглянулся. «Сюда», – Рильке указал на шаткую лестницу вверх. Они вбежали наверх. За ними последовало еще трое их солдат. Под весом четвертого вся конструкция рухнула. «Пригнитесь», – приказал Кристоф. Тут, на площадке, они станут легкой добычей. Если только не прыгнут… Но там-то, внизу, их совсем добьют. Враги уже перебирались наверх. Один из солдат стрелял в открытый проем – сумел два залпа сделать, пока сам не упал, сраженный пулей. И тут же плотный огонь артиллерии потряс всю постройку до основания. «Святая Мария Матерь Бо…», – начал Рильке, но его последние слова оборвались. Третьего, прапорщика, чем-то задело, тот упал, и Кристоф, недолго думая, схватил его ружье. «Прыгаем», – указал он. «Нет!» – в ужасе отпрянул его товарищ. «Все равно помирать», – Кристоф схватился за ружье двумя руками и, закрыв глаза, полетел вниз… В последний миг он понял, что Рильке цепляется за него. И тот, последний, четвертый, тоже предпочел погибнуть, нежели сдаваться в плен.

…Опомнился он внизу. Поверхность оказалась очень мягкой, и он с ужасом понял, что лежит на телах – синие, белые мундиры вперемешку, чужая кровь липнет к его телу. Он попытался встать, но в последний миг чей-то голос сказал: «Лежи. Притворись мертвым. Так спасешься». И он закрыл глаза. Наверное, пришла и впрямь пора помирать. Вокруг стояла тьма, как на дне колодца. А потом он словно увидел себя со стороны – бледного, в изорванном мундире, с бесполезным ружьем в руках, и лицо его такое, словно только что он заснул. Рядом лежит некий белокурый юноша в синем мундире, у него полголовы нет, кровь вперемешку с мозгом слиплась с волосами. И еще рядом Рильке с зажмуренными глазами. Кристоф знает, что бой еще продолжается, но звуков никаких не слышит. Ему вообще ничего больше не интересно. Он смотрит на небо, видит темные облака, багровое зарево впереди… Туда, надо отправляться туда, где гаснет такой красивый закат. Отчего-то хочется плакать. «Мне нынче двадцать лет», – говорит Кристоф себе. – «Ровно двадцать». Тут какой-то черный дым застилает ему глаза. Едкий дым, от него глаза щиплет и в горле дерет. Он мучительно закашлялся и вновь почувствовал себя живым. Мельница горела. Жернова, как огненный крест, светились прямо над его головой. Пора уходить. «Кристоф», – кто-то окликнул его, и он понял, что Рильке выжил. – «Они всё». «Эрих», – в тон ему откликнулся барон, давя стоявшую в горле гарь и жмурясь от обострившейся боли справа. – «Вы живы? Можете идти?» Стрельба и впрямь прекратилась. Закат уже погас, темные облака сгустились над ними – наступала ночь. Он с трудом встал. Рильке только стонал: «Моя голова… Боже мой». Кристоф помог ему, протянув руку. Товарищ его стоял неуверенно, постоянно заваливаясь на бок. «У вас все цело?» Тот только поморщился. «Н-не знаю…» «Дойдете?» «Постараюсь…» Они побрели к своим позициям. Рильке то и дело жаловался на тошноту, приходилось останавливаться. «Вас контузило», – проговорил Ливен. – «Если не хуже. Надо лекаря найти…»

Добрались до бивуаков. На них смотрели, как на выходцев с того света.

«Откуда вы, друзья?» – спросил один из знакомых им офицеров. Кристоф неопределенно махнул рукой в сторону мельницы. – «Нам бы до госпиталя добраться».

Рильке к этому времени совсем лишился сил, обмяк и побледнел, и барону приходилось его тащить на себе.

«Не надо», – прошептал подпоручик на полпути. – «Оставьте. Не дойду».

«Чуть-чуть же осталось», – возразил Кристоф.

«Я умираю, герр фон Ливен», – проговорил его товарищ.

«Не говорите так. Вы не ранены», – барон собрал всю уверенность в кулак. – «Это пройдет. Вам нужен покой, холодный компресс на голову…» У Кристофа в голове уже бродили мысли, как помочь своему товарищу. Госпиталь наверняка переполнен, хирурги занимаются ампутациями и перевязками. Пока до него, не имеющего видимых повреждений, требующих срочных мер, дойдет дело… «Вот что», – проговорил он. – «Вернемся к нашим. Я пойду и позову лекаря. Тащить вас я туда и сам не могу, извините».

Их встретили на бивуаке полка с большим удивлением. «Мы вас поминаем, господа», – сказал Лангенау. У него рука висела на перевязи, но, по всей видимости, травма не причиняла ему особых страданий. «Рано радуетесь», – усмехнулся Кристоф. «Что с Эрихом?» «Ничего. Ничего», – повторил слабым голосом Рильке. – «Спать хочется…» Его осторожно усадили у костра. Протянули чашу. «Не надо, его сразу же вырвет», – покачал головой Кристоф. Потом тихо добавил: «Пошлите кого-нибудь хоть за фельдшером. Ему что-то совсем плохо. Не пойму только, где он ранен». «Эккерманна нашего нет уже», продолжал его сосед Мёзель, один из тех немногих, кого даже не задело. «Нет. Я видел, как он погиб», – вздохнул Ливен. Ему самому хотелось прилечь и забыться во сне. «Нам надо пить за ваше здравие. Надо же. В свой день рождения заново родились. Здесь почти были уверены, что вы или в плен попали, или убиты», – сказал Лангенау. – «Думали, как сообщать вашему генералу». «Вот именно. В свой день рождения я умер», – подумал Кристоф. – «И до сих пор не пойму, то ли ожил, то ли все-таки нет».

Фельдшер сказал, что ничего серьезного с Рильке не случилось, и предложил делать холодные компрессы. Он был слишком занят и явно недоволен, что господа офицеры выдернули его из госпиталя, где каждая пара рук на счету. Кристоф остался с ним. Он сам уже не ощущал особой боли или усталости. Побаливало справа, в нижней половине груди, чуть вывернута нога – не более. Эрих Рильке не мог заснуть, несмотря на усталость. Он шептал: «Моя голова…» Кристоф положил ему на голову намоченную в воде тряпицу, поддерживал его, когда у того начинались позывы к рвоте. Подпоручик сильно побледнел, холодный пот лился у него ручьем. «Закройте глаза», – умолял Кристоф, уже сам на ногах еле державшийся от усталости. – «Подумайте… не знаю, о хорошем». «Я уже не забуду, как мы с вами…», – Эрих уже несколько заговаривался. – «Извините. Я не хотел, не хотел, а вы говорили дело». «Нас бы убили тогда», – проговорил Кристоф. – «А вообще, простите, что назвал вас трусом». «Простите, что назвал вас сумасшедшим», – в тон ему проговорил Эрих, взяв его за запястья холодной влажной ладонью. Потом, открыв глаза, проговорил: «Кристоф, знаете… Я не переживу эту ночь. У меня на руке кольцо. Снимите его, когда я… Пошлите ей в Грац. Ее зовут Луиза». «Не говорите глупостей!» – разозлился Ливен. – «Вы не умрете! От такого никто не умирает, у вас ничего не повреждено. Полежите два дня, пойдете дальше маршем с нами всеми». «Вы же знаете, что это не так», – неожиданно прошептал контуженный юноша.