Рутен Колленс - Светорожденные. Полымя

– Если Элин схватить не удастся, то берите ее. Они будут вместе, я не сомневаюсь. Когда эта девочка окажется у вас, поиски Элин Джейн будут не обязательными. Она сама придет к вам навстречу, – Хедрик взмахом руки убрал зеркало. Встал, искоса повернул голову, всматриваясь в бескрайние дали неба.

– Все это – дело первой важности. Отправьте вестников в другие города. Я издаю новый указ, – и алакс глазами провел по воздуху, создавая на нем листы пергамента. В следующую туну на их желтоватой поверхности стали проявляться черные пятна от чернил, еще через туну – слова. Глаза агасфенов начали бегать по строчкам, читая:

УКАЗ №664

– Во всех селениях и градах под властью Великого алакса провести обыски в постоялых домах, трактирах и тавернах.

– Запретить ввоз провизии в ночное время суток.

– Ввести комендантский час. Нарушителей наказывать. Мера наказания предусматривается агасфеном.

– В грады, размеры каковых превышают восьми лим с севера на юг и шести лим с запада на восток, ввести обязательные ночные патрули на границах.

– Ввести запрет на любые передвижения по рекам восточнее Агнии.

– Ввести в Тинк-Кросс две сотни фандеров для ночного, и две сотни мори для дневного патрулирования.

Хедрик свернул магией пергамент и раздал его своим хранителям.

– И еще, – окликнул волшебник, – готовьте мори. Мне нужны лучшие из лучших. Готовьте пехотные отряды. Я сам поведу войско на восток. Можете идти.

Агасфены поклонились владыке, обернулись вокруг своей оси и исчезли, оставляя за собой зеленую дымку. Хедрик устало сел на трон, вцепившись в корни своих черных волос.

Слишком много всего свалилось на его плечи за одно только утро! Столько проблем нужно было решить! Алакс прекрасно понимал, что если троица беглецов уйдет на восточные земли, кие еще не в полной мере были подвластны ему, то поймать их будет весьма и весьма сложно. Единственным спасительным маяком в этом деле была башня Галадеф. Хедрик был уверен: рано или поздно Элин окажется рядом с ней. Тогда-то он ее и поймает. Тогда-то вся сила ваттерской души будет его.

– Мой алакс, – раздался тонкий голосок Боттера за дверью. – Еще кое-что. Могу ли…

– Да, говори, – кивнул волшебник. Он хотел побыть наедине с собой, но больше не решался уклонятся от новостей.

– Ваша личная прорицательница, ваша Святомира, мой алакс… Они забрали и ее.

На мгновение алакс замер. Его бросило в жар, потом в холод. Он со всей силы ударил по столу кулаком и обнажил свои острые зубы.

– А день так хорошо начинался, – простонал он.

Озябшие гнилые стены, низкий потолок в грибках да в бахроме из сталактитов, гудящий сырой воздух, гнилой пол. По влажным каменным ступеням, поросшим светящимися ярко-желтыми грибами – эдакими падшими звездами, затаенными под гнетущей толщей тяжелых верхних слоев земли, ход вел через неизведанную гавань к округлой прогалине, заболоченной желчной отравой: то ли кислотой, то ли городскими стоками; потом сворачивал направо и уходил в те дальние неприступные глубины, от каковых веяло жаром и пеклом. Ход вел под Линистасом, и сложно было поверить, что лишь тонкая граница из крепкого металла и кирпича отделяет его от тяжелой водяной толщи.

Здесь дорожка разделялась. Левый скользкий лаз пропадал, скрываясь в узкую расщелину, другой, затопленный глиной и городским мусором, продолжал мчаться вперед.

«Я не пойду туда!» – прошептала она.

«Еще как пойдешь, пойдешь, да в припрыжку!» – прикрикнул голосок.

«Сколько микробов! Сколько бактерий! Сколько потенциальных убийц в этой размякшей почве! Мы ранены. Мы можем подцепить холеру!».

«Можете, но это ведь всего лишь холера! Поверь мне, хуже Язвенной она уж точно не будет, так что собери свою волю в кулак и продолжай идти».

Ольна сделала еще один шаг и упала. Ноги утонули по самое колено.

– Иди ко мне, – позвала волшебница, и девчушка вздохнула с облегчением. Элин посадила ее к себе на плечи и за двоих пошла по смрадной земле. Мыслитель – ее удивительно спокойный проводник, сгорбленным шел впереди, держа на руках бездыханный комочек огнива. Ему было тяжело. Больно. Плечо его после полученных на поверхности ран, хоть и было слегка залечено магией, продолжало кровоточить. Капли крови скатывались вниз и огнецветами вспыхивали на черной поверхности.

Тупик. Привал. Очередной завал. Виток, изгиб, поворот. Привал… Лабиринт. Пещера не имела краев. Сколько бы они не шли, куда-бы они не шли, она всегда возвращала их к первоначальной тропке, окруженной желтыми грибами.

Они блуждали уже третий час. Ольна не отпускала глазами огненную птицу перед собой и молилась.

– Мне немного страшно, Элин, – призналась она. Волшебница, опираясь на посох Мыслителя, брела полная негодования. Она вымоталась. Она никогда прежде не таскала на себе такие тяжести! Да, Ольна сама по себе была легка, однако, утонув в глине, набрала лишних пол пуда! К тому же Элин приходилось еще и следить за тем, чтобы иллюзия птицы не погасла, не утонула и не сгинула, оставив их одних в темной пещере, смугло освещаемой золотым светом грибов.

– Ничего, Ольна, – через зубы процедила она, задыхаясь от тяжести и кривясь, как навьюченный мул. – Скоро мы выберемся, а если не выберемся, я проломлю этот проклятущий фундамент над головой и…

– Прислушайтесь! – вдруг перебила ее малютка. Они остановились. Гул, все это время преследовавший их по пятам, начал умолкать.

– Мы вышли за пределы Линистаса, – послышался голос Мыслителя впереди. – Мы под Задворками. Скоро Септим останется лишь в наших снах.

– Я бы не хотела видеть его даже там, – отсекла Ольна и продолжила наблюдать за огненной птицей.

Снова повороты, завалы… Мыслитель оттолкнул лежащей перед ним довольно крупный валун, и земляной гниющий запах заполнил легкие. Дышать стало тяжело от болотного газа.

– Смерть, – сказал он, закрывая нос рукавом. Голос его звонкой трелью разнесся по пещере. – Это запах смерти. Гиблые болота Полудима. Мы почти добрались.

– Болота?! Неужели! Какая радость! Я ждала увидеть их всю мою жизнь! – возмутилась волшебница, преисполненная гневом, всплеснула руками, и Ольна чуть было не упала. Эльна молниеносно поддалась вперед и подхватила ее за маленькие ножки.

– Мне трудно понять твой настрой, Элин, – отозвался Мыслитель издали. – Вот сейчас ты выразила подлинную радость или негодование?