Вячеслав Береснев - Лысая

– Расскажи? – попросила Марья.

– Ну… Снилось, что выхожу из дома, а вместо знакомых людей вижу манекены с изуродованными лицами. Знаешь, как куклы из ужастиков. А я иду и думаю: мне нужно делать вид, что всё нормально, иначе эти манекены почуют неладное. Я ищу хоть одного человека, а вокруг одни манекены, только одетые как кто-то, кого я знаю. И иногда они останавливались, и как будто бы говорили друг с другом, но ни звука не издавали. Я побежала в школу, а там… Ну, сама понимаешь.

– Нет, – сказала Марья. – Не совсем понимаю. Там тоже были манекены?

– Ну… – Пашка замялась, не зная, как объяснить дальнейшее. – Если коротко, я прихожу, а там… Ну, короче ты тоже манекен. И это было стрёмно.

Марья немного помолчала, а затем спросила:

– Хочешь, я научу тебя плести ловцы снов?

Пашка вопросительно нахмурила брови.

… – Теперь завязываешь здесь узел, вот так, – показывала Марья.

Первый ловец снов у Пашки получался (по её мнению) каким-то нескладным. Марья не подавала виду, вплетая в паутинку маленькие ракушки, разноцветные бусинки. Несмотря на то, что Пашка пыталась плести сама, иногда Марья придерживала нить, и их пальцы самыми кончиками прикасались друг к другу. Только из-за этого Пашка до сих пор не начала ворчать: пока такое происходит, пусть помогает сколько хочет. Пальцы у Марьи были мягкие и сухие, как подушечки на кошачьих лапках.

– А почему они так называются – «ловцы снов»?

– Индейцы верили, что они «ловят» в себя кошмары и плохие сны, оставляя тебе только хорошие.

– По-моему, ерунда. Иначе цены на них были бы просто дикие.

– Люди просто не знают или не верят, – пожала плечами Марья. – А от незнания и от неверия много плохого происходит. Может, так даже и лучше. Ну вот, видишь как красиво получается?

– Угу, – промычала Пашка для приличия, чтобы не расстроить подругу.

Первый Пашкин ловец снов до сих пор висел рядом со старой мореходной картой. К нему присоединились и другие, но он сильно выделялся: пластиковый зелёный обруч, тонкие нити, кое-как прицепленные ракушки и бусы. Её первый ловец был по-особенному неаккуратным, нескладным и несимметричным – в общем, одно сплошное «не». Именно это Пашка в нём и ценила. Что-то их с её первым «ловцом» точно объединяло… Не только недостатки, но ещё и Марья, в прямом смысле приложившая руку к его созданию.

Пашка любила думать, что на паутинке из нитей, помимо побрякушек, есть ещё и невидимые места, где соприкасались их пальцы.

Они ехали в электричке. Мимо на фоне пепельных облаков быстро поднимались и опускались провода, проплывали столбы, сменялись в бесконечной плёнке заросли, стройки, пустыри, посёлки и мосты.

Это был второй – и последний – раз, когда они с Марьей отправились просто так ездить по городским окраинам на электричке. Марья любила сидеть у окна и смотреть на плывущие за окном пейзажи, а Пашка, сидящая тут же, включала какую-нибудь музыку и тоже смотрела. Порой она замечала, что больше смотрит на свою подругу, нежели в окно, и принимала эту мысль как данность.

Пашка помнила, что в один момент в наушниках заиграла та самая «Weaknesses»: они ехали мимо какой-то станции. Марья опёрлась на подлокотник, положив подбородок на ладонь. Мизинцем второй руки, лежащей на сиденье, она что-то тихонько настукивала.

Заметив это, Пашка заметила также, что их руки лежат довольно близко. Совсем на миллиметр вбок, якобы случайно она подвинула свою руку, и, на мгновение поднявшийся мизинец Марьи опустился на её – и замер, не двигаясь.

Так они и ехали дальше, будто бы случайно сцепив мизинцы.

Глядя в окно поезда, Марья улыбалась.

Краем глаза она заметила, как открывается дверь. Кто-то очень сильно хотел попасть к ней в комнату и не пожалел усилий. Пашку кольнуло раздражение, а в наушниках – как назло – наступило затишье. Так что до неё донеслось чьё-то сюсюканье:

– Ну? Кто там? Тётя! Смотри, тётя! Тётя лысая совсем…

В единый миг злоба внутри Лысой вспыхнула до предела, настолько сильно и неожиданно, что та даже не успела задуматься о том, чтобы сдержать её. Обида и ярость вскочившей с кровати Пашки слились в один безумный крик:

– А НУ СВАЛИЛИ НАХРЕН!!!

Мамаша с ребёнком уже исчезли из комнаты (закрыв дверь ещё плотнее, чем было до этого), а обжигающая злость до сих пор продолжала пульсировать в мозгу настолько сильно, что снова закололо татуировку. Сжимая и разжимая кулаки, Пашка тяжело дышала.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.

Ненавижу!..

Синоптики, как водится, лукавили, обещая похолодания на середину июля. Ничего подобного: даже в тени было жарко, как на сковородке. Пашка никогда не любила мороженое, но сейчас не отказалась бы даже от него, если бы в её карманах водились хоть какие-то деньги. Неплохо бы и раздобыть, но подработки никакой нет, одалживать и влезать в долги не хочется, а с родителями отношения напряжённые. Искусно минуя пустыри, подверженные солнечным лучам больше, чем что либо ещё, Лысая с музыкой в ушах лениво бороздила знакомые до дыр улицы города, не в силах найти себе занятия.

Ей не было нужды просиживать штаны в интернете, Кир сегодня работал, а значит, в заброшке тоже никого нет – без него компания никогда не собиралась. Ни к кому в гости идти не хотелось, сидеть дома тем более. Поэтому Пашка, пролистывая треки, просто гуляла, размышляя о всяком. За час она встретила несколько одноклассников – город был небольшим, да и школа в районе всего одна – но особой радости ей это не прибавило.

Она шагала мимо двора, вокруг которого зачем-то возвели высокий решётчатый забор с домофоном, как вдруг приметила внутри ограждённой зоны мальчишку в майке и шортах, который стоял на коленях и шарил ладонями по земле: что-то искал.

Лет двенадцати, не больше, худой, как спичка, и загорелый! Настоящий цвет его кожи выдавали только белые полоски, проскальзывающие на плечах из-под майки. Волосы у него были чёрные-чёрные, густые и вьющиеся. Пашку мальчик, кажется, не видел.

«Ищет что-то?» – подумала Лысая, и взгляд её зацепился за что-то блестящее: большая десятирублёвая монетка укатилась за забор. Может, её он и искал?

Пашка подобрала монетку.

– Эй.

Мальчишка обернулся. Лицо у него было тоже загорелое, с проступающими веснушками.

– Это ищешь? – спросила Пашка, показав монетку.

Мальчишка кивнул.

Встал, отряхнул колени, подошёл, качаясь из стороны в сторону, словно чудаковатый пингвин, и протянул руку сквозь прутья. А вдруг это и не его вовсе? – подумала Лысая, всё равно отдавая монетку.

– Спасибо.

– Как ты её умудрился выронить? – спросила Пашка. Ей особо не было дела, но зачем-то дёрнуло спросить.