Юрий Леонов - На краю Мещёры

С той поры по каким только адресам не отправлялись иконы из древнего села Пощупово, где некогда была улица богомазов. Творения Владимира Иванова украшают стены церкви Святого Георгия Победоносца в поселке Витязево на Кубани, духовной школы в Раменском, под Москвой, монастырей в Польше и Франции, в Центре православной культуры в Дели… Десятки заказов исполнены для верующих из Москвы и Екатеринбурга, Рязани и других городов…

Пишет Володя, чаще всего, ночами, когда все стихает вокруг и «открывается небо», в том особом состоянии души, которое он воспринимает, как дар Божий. Тогда пишет вдохновенно, едва успевая за тем, кто словно бы ведет его руку. Как рассказывает Ирина, случается, что на еще не написанных иконах вдруг как бы сам собой начинает проступать лик святого…

Иконы, написанные Владимиром, несут в себе не только отпечаток поклонения всему, причастному Богу, но и душевной мягкости, сострадательности самого художника. Свет этих досок не ярок, чуть приглушен. Он сродни тем молитвам, которые хочется произносить не во весь голос, а на полутонах, с доверительной сердечной простотой.

В первый год сельской жизни, пока Ивановых мало знали в округе, порой приходилось работать без конкретного адреса, «про запас». Ныне заказы следуют чередой.

В прошлом году у соседей Ивановых сгорел дом. Спасти успели немного. Но среди немногого – опаленную пламенем икону Пресвятой Богородицы. Скорбный лик ее едва угадывался во вздутиях краски. Племянник погорелицы принес икону Ивановым, не веря, что можно спасти ее. Попросила бабка – он и принес. А когда увидел возрожденную семейную реликвию, не сразу признал в ней ту самую икону:

– Ух ты, как живая! – только и произнес.

Минувшим летом в доме Ивановых к терпкому духу левкаса прибавились запахи свежевскопанной глины. Ирина увлеклась керамикой. Под ее тонкими пальцами из желтоватой бесформенной массы стали появляться на свет фигурки забавных зверюшек и птах во главе с добродушным вислоухим дворнягой. Всех их, за неимением муфельной печи, ждала жарко протопленная русская печь, после чего сувениры расписывались красками.

Долго не удавалось найти подходящую для таких поделок глину. Стал Володя копать траншею под фундамент своего дома, а нужная глина – вот она, тут и есть, вязкая, пластичная. С той поры зачастили к Ивановым гости – молодые селяне, которым по душе пришлось лепить игрушки из глины. Чаще всего занимается с молодежью Ирина – обучает парней и девчат навыкам лепки, прививает вкус к рисованию, а заодно – и к классической музыке, и к живописи разных веков. За чаем из старинного самовара так непринужденно льется беседа…

Остро не хватает времени. На сад и огород, на хозяйственные дела, на учеников и на чтение книг, все прибывающих в домашней библиотеке. Володя не одинок в своей главной заботе – когда советом, а когда и кистью помогает мужу творить святой промысел Ирина.

Пытаюсь представить, сколько икон сумеют написать они вдвоем, и думаю: «При всем старании едва ли Ивановым под силу восполнить тот ущерб, который нанесли прихожанам монастыря воры в обличьи монахов.» Но сколько ныне на Руси таких Ивановых – кто сосчитает?

Как вязко сидит в нас инерция взгляда. Уж сколько раз за последние годы проходил мимо пустующего здания барской усадьбы, и все казалось обыденным: заросшие одуванчиком ступени парадного входа, облупившаяся колоннада, заколоченные досками провалы окон… Седая безнадзорная старина, ей ли удивить кого-либо в российской глубинке. И все же, помнится, впервые увидев запущенный дом, отметил с горечью: неужто никому не нужны эти каменные хоромы, великолепие которых не в силах заглушить даже долгое небреженье людское?

Кто-то объяснил мне, что в здании, принадлежащем профессионально-техническому училищу, ныне – временный склад. И поскольку все вокруг не было постоянным, кроме Оки, омывающей этот крутояр, подумалось, что настанет пора, и особняку найдется иное, более достойное применение. Кто-то же отвечает за это.

Как ни странно, ожидания сбылись. В 1979 году реставраторы перекрыли крышу, подлатали фасад и кое-что внутри… Забыли только повесить доску, предупреждающую о том, что здание бывшей усадьбы Никитинских является памятником архитектуры республиканского значения и охраняется законом.

Построенный в начале века двухэтажный с мезонином и колоннами особняк рядом с современными коробками общежития и учебного корпуса выглядел заблудившимся франтом. В коробках жили, занимались, а старый дом и после реставрации остался пустовать в ожидании людей.

Благодушие мое развеял мастер училища, крепкоплечий припорошенный сединой Вячеслав Михайлович Кошуро. Оказывается, обветшавшую систему отопления особняка сковало после сильных морозов, и директор училища распорядился отключить ее. Вот уже третий год стужа и сырость подтачивают здание.

Найти дому нового хозяина пока не удается. Ни художники Рязани, ни театральные деятели области не взяли здание под свою опеку, хоть очень поглянулось оно и тем и другим. Отпугивает необходимость нового ремонта, более капитального, чем прежний: вновь прохудилась крыша, обветшали стены и перекрытия, в одном из залов учащиеся разложили костер на дубовом паркете и начавшийся пожар едва сумели погасить…

– Я уж заколачиваю, заколачиваю окна – нет, отрывают доски, лезут туда, как мухи на мед, – пожаловался на своих воспитанников Вячеслав Михайлович.

Вспомнилась судьба другого здания, стоявшего по соседству. Двухэтажное, сложенное из бревен еще при старых хозяевах усадьбы, князьях Мещерских, оно знало многих именитых людей. С балкона его писал этюды заокских далей Николай Клодт, в гостиной импровизировала перед друзьями Мария Николаевна Ермолова, читал стихи тогда уже знаменитый сосед Сергей Есенин…

Долгие годы после революции дом исправно служил костинцам, кто только не жил в нем до поры, пока не прохудилась крыша. Случилось это лет семь назад. Сначала переселили из здания жильцов в преддверии ремонта. Потом началась элементарная растащиловка: кому-то понадобились доски, кому-то – печная заслонка… А кончилось все тем, что разобрали здание на дрова. До сих пор, когда заходит речь об этом варварстве, мужики с восхищением вспоминают, с каким трудом приходилось растаскивать звонкие, смолистые бревна: умели же люди строить!

Судя по рассказу Кошуро, история с безнадзорным домом повторялась, как повторилась она с ротондой, которую во избежание хлопот с ремонтом просто снесли: остаточная стоимость ее была дешевле килограмма колбасы в местном сельмаге. Еще не поздно было спасти каменное здание, и разговор наш вился вокруг этого, пока Кошуро не сказал: