Галина Соколова-Оттыгашева - Моя жизнь. Моя исповедь

В субботу и воскресенье по-прежнему ходили на танцы. Люда никому не разрешала пригласить меня на танец, да мне не очень и хотелось. Мне было так хорошо: легко и свободно. Как-то осенью к ним приехала семья Диргелевых. У них было трое детей. Старшему Юре лет восемнадцать. Он пытался за мной ухаживать. Мне это было не интересно. Люда сказала мне:

– Скажи ему, пусть он нам купит килограмм конфет ирис «Кис-кис».

Он купил, мы взяли конфеты, поблагодарили его и ушли. И так поступали с ним несколько раз, до тех пор, пока он не уехал в Новосибирск учиться.

Еще с девятого класса нам стали преподавать этику и эстетику. Учили поведению за столом, как пользоваться столовыми приборами, как общаться с людьми, и даже как смеяться. Смеяться нужно только улыбкой, не громко. Наша молодая учительница Вера Александровна говорила:

– Это все вам в жизни пригодиться. Приводила примеры из своей жизни.

Закончилась первая четверть, наш любимый классный руководитель Анна Михайловна вышла замуж за своего одноклассника. Он окончил военное училище и служил за границей. Мы всем классом ее провожали. Приложу фото.

Нашим классным руководителем стала Вера Александровна – учитель физики и математики, красавица и умница, очень строгая, но справедливая. Однажды она сказала:

– Проведем классное внеочередное собрание.

Мы ждали ее в классе. Она вошла с письмом в руках.

– Ребята, у нас сегодня будет необычное собрание. На повестке всего один вопрос. Вчера пришел ко мне мальчик, ученик нашей школы, Боря Третьяков с письмом в руках. Он был очень возмущен. «Почему написали это письмо? Вы ведь могли сказать мне все в глаза».

Мои щеки стали краснеть. Буквально несколько дней тому назад, я ему написала письмо. Он пытался за мной ухаживать, а сам был такой неопрятный, развязный, и вообще он мне не нравился, но учился он хорошо. В письме я ему делала замечание и предлагала, как правильно нужно вести себя. Письмо, конечно, не подписала. Подчерк у меня был красивый, учительский. Вера Александровна, конечно, догадалась кто писал, но продолжала говорить:

– Какая-то девочка написала Борису письмо. Учила, как правильно вести себя, делала замечания, а сама даже не оставила своего имени. Это называется анонимное письмо. Если у вас появиться желание написать такое же поучительное письмо, будьте до конца честными, не забудьте поставить в конце свои инициалы.

Я благодарна ей за то, что не назвала моего имени.

Учеба продолжалась. Школа, дом, работа, прогулки, беседы. Ничего особенного в моей жизни не было, кроме школы.

Я всегда думала, что отец меня не очень любит. Может, это было не так, но я никогда не слышала от него ласкового слова и вообще, он меня не замечал. Я его побаивалась. Отец много не говорил, но как посмотрит, становилось не по себе. Хоть его взгляд я переняла и часто применяла его в работе и в жизни – не ругалась, а убивала взглядом. А сейчас такой взгляд использует мой сын, Алеша. Ругаться не будет, а посмотрит так, что без слов все понятно. Любимчиками отца были Рая, Люба, Маша, позднее внук Костя, а еще позднее внучка Олеся.

Как-то я пошла гулять с соседской девочкой Таней Воробьевой, ей было годика два-три. Они жили в конце нашего огорода. Мы все любили эту девочку, всем хотелось с ней погулять. Нянчила ее бабушка Мария. Она разрешила мне с ней погулять. Когда я от них уходила, к ним зашел мой отец. Я сразу спряталась за дверь. Мне показалось, что он был выпивши. Он о чем-то с бабушкой поговорил, потом я слышу его слова: «Много детей в моей семье. Хорошие дети, послушные. Но самая умная у меня Галина». Это были слова, которые я никогда от него не слышала. И тихо, стоя за дверью, мне было так приятно и радостно на душе. В голове роилось: «Отец меня тоже любит!».

Родители нас никогда не хвалили. Мама всегда говорила: «Пусть люди похвалят». А иногда скажет: «Вы такие маленькие, плюгавенькие, вас и замуж-то никто не возьмет». А от людей мы часто слышали похвалу. Но если когда-нибудь мы задерживались на прогулке, мама всегда строго говорила:

– Попробуйте только меня опозорить. На одну ногу встану, за другую раздерну. Я вас породила – я вас и убью.

Зимой работы было меньше. Если не считать, что утром на саночках по насту ездили за сеном, вытягивали его из снега. Грузили на саночки и везли, руки были красными, замершими. Или вывозили отходы со скотного двора. Но этой зимой отец купил лошадь. Наша помощница-лошадка много дел выполняла за нас.

В этом году из Егорьевска уехали последние эстонцы. Уехал ученик нашего класса Реинсо Рейн. Мы с ним переписывались еще года 2—3.

В новый год для младших детей мы наряжали елку. Сами её в лесу срубали, приносили, устанавливали. Игрушки тоже делали сами вместе с младшими детьми. Радости было в доме и веселья много. Даже мама нам не делала замечаний.

И вот заканчивается учебный год. Начинаются экзамены. Первый экзамен сочинение. После консультации мы идем домой к Люде. Два года я с ней дружила, ходила к ней в гости и ни разу не слышала в их доме скандалов. Когда мы пришли, в доме был сильный шум – это бушевал ее подвыпивший старший брат Женя. Он кричал на свою жену, очень спокойную, терпеливую, ласковую Валю. Мне стало неловко. Я извинилась и ушла домой. Крики были слышны даже на улице. Утром я прихожу на экзамен в школу, ко мне подходит Люда и злобно говорит:

– Как ты могла разнести по всему селу сплетню, о том, что у нас в доме был скандал!

Я пыталась ей объяснить, что я не могла так поступить. Она не стала меня слушать. Подошла Лариса Востротина, взяла ее за руку:

– Пойдем. Что ты могла от нее ожидать?

Сочинение мы писали, сидя за разными партами. И результат – двойка у меня и двойка у нее. Было тяжело и стыдно. Продолжали сдавать экзамены по другим предметам, но состояние было тягостным. Спасибо учителям и директору, они разрешили пересдать нам экзамен до выпускного вечера, так как мы обе учились хорошо.

На выпускном вечере, на мне было красивое платье, как у Людмилы Гурченко: рукав фонариком, низ расклешен. Его подарила мне сестра Рая. На вечере присутствовали папа и мама. Мы торжественно получили аттестат, послушали добрые пожелания учителей, директора и родителей. Было очень грустно, но пытались веселиться. Весь вечер мы с Людой не общались. Я пела «Школьный вальс». И вообще много пела, но мало танцевала. Мне еще раз пришлось петь «Школьный вальс», уже на встрече выпускников и на выпускном вечере сестры Маши. Из девяти детей Соколовых, только я и Маша закончили десять классов.

Постепенно настроение улучшилось. Мы танцевали и играли. Родители ушли в двенадцать часов, а мы с учителями пошли гулять по селу. Всем классом сходили в больницу, так как одна девочка из нашего класса сломала ногу и лежала в это время. Домой я вернулась часов в пять утра. На пороге ждала меня моя мама. Она молча подошла ко мне, с силой ударила по щеке, и молча ушла. Я не поняла за что, и не могла спросить, да мама бы и не ответила. В этот день мы должны были пойти на молодежное гуляние, которое проходило летом после окончания школы. Все старшеклассники готовили концерт. Я была ответственной. Утром за мной зашли мои одноклассники. Мама сказала: