Юрий Пакин - ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

Семья Киндяковых. Слева-направо: Борис Сергеевич (глава), приятельница Клара Михайловна (библиотекарь), Анна Ивановна (хозяйка), рядом я, через голову Валерка Горохов, приемный сын Евгении Борисовны, с которым я и дружил, находящейся радом с ним, Горохов, второй муж Евгении Борисовны.

принесла инструментарий, которым они с мамой делали колбасу, и какая колбаса была вкусная. Кстати, тогда же стали варить варенье в настоящем медном тазике с ручкой, специально для этой цели сделанным. Его, естественно, принесла Анна Ивановна.

Дом у них стоял на крутом берегу, окнами на луг и реку. Зимой вот с этого крутого берега все местные мальчишки и катались на лыжах. Внизу на выходе с этой горки получалось что то, вроде трамплина. Отец купил новые лыжи. И я решил на них показать класс. Во время спуска на этом «трамплине» подпрыгнул, но видимо высоко. В результате чего тело оказалось почти горизонтальным, а лыжи, вертикальными. В таком виде они и вошли в снег. Сезон заканчивал на старых. Много было малозначительных деталей, которые оставили об этой семье очень хорошие воспоминания.

Весь день, и летний и зимний был заполнен очень плотно, несмотря на отсутствие каких либо официальных развлекательных мероприятий.

Это был человек оригинальный, с характером и замечательным практическим умом, при этом обладал большим трудолюбием. Жаль только, что он вырос и сформировался в то время и в той среде, которая явилась причиной наличия и больших недостатков характера, которые и не позволили ему реализоваться в полной мере. Он вырос в большой и бедной семье, где его отец уходил в отхожий промысел, но достатка в семью это его ремесло не приносило. Приезжая домой с промысла, занимался воспитанием, и в его понимании это означало наказания. В этих условиях образование отца закончилось во втором классе, после того, как он промахнулся из поджигалки в учительницу, которая, была к нему «несправедлива». Потом его забрали дальние родственники в Москву работать маляром. Там он и работал, пока не забрали в армию.

Из малярской, московской жизни он несколько раз рассказывал юмористический случай. Был у них, намного их старше, бригадир. За то, что он ко всем обращался со словом «Душенька», его так заглаза и звали. На улице Солянка была пивная, куда они всей бригадой ходили. Сценарий всегда был один и тот же. Они с напарником подходили к столику, за которым стояла какая-то будущая жертва. Он говорил напарнику: «А что, душенька, выпью я сейчас двенадцать кружек пива, не касаясь руками?» Будущая жертва, конечно, не верила. Тогда он говорил не верящему: «А что, душенька. Спорим. Если не выпью, то я тебе ставлю. Если выпью, то ты всю бригаду угощаешь». Уверенный в своей правоте, не верящий спорил, и всегда проигрывал на радость бригаде.

Как одного из лучших лыжников части, его добровольно отправили на войну с финнами. О войне он не распространялся. Подтвердил только, что кукушки (женщины-снайперы на деревьях) на самом деле были. А что касается бытовых условий говорил, что за все время войны, а он был там от начала до конца, «ни разу не брался за ручку какой-нибудь двери». Ночевали всегда в снегу и, как не странно, никто ни разу не заболел.

Про Отечественную вообще ничего не рассказывал. Ранен был три раза. Когда пришел по демобилизации, то сразу отчудил. Пошел на «беседу». Пошел не один, а с пистолетом «вальтер», трофеем. По старой традиции с кем-то повздорил. Устроил стрельбу, к счастью, без жертв. На другой день к нему пришел участковый (народная почта сработала) и сказал: «Геннадий! Я же тебя знаю. Ты ведь все равно кого-нибудь застрелишь. Отдай пистолет!» Убедил. Пистолет пришлось отдать. Когда он пришел с войны, было ему всего 25 лет. Несмотря на практически отсутствие образования, отец обладал замечательным практическим умом. Благодаря только трудолюбию, этому уму и характеру за какие-то два года он поднял колхоз. Принял он колхоз у некоего Смирнова, замечательного тем, что был сильно рыж, имел таких же рыжих детей и часто повторял ругательство, когда был кем-то недоволен «Заход паршивый!» Кто такой заход, не знаю.

Одна из двух военных фотографий. На обороте написано, что это около Селигера в 42 году. Погоны ввели в 43. Видимо забыл.

Отец тогда построил новый животноводческий в котором доярки и свинарки ходили в белых халатах, это в пятидесятые то годы. Строила этот комплекс приезжая бригада. Тес пилили пилами, по технологии, слегка показанной в фильме о Петре первом, когда он строил свой флот. Комплекс в то время так и называли «Пакинским». Навел порядок, и народ в него поверил. К сожалению, его природные недостатки, а именно прямолинейный и бесхитростный характер не позволили проработать в колхозе так долго, как он хотел. Работал очень много, мы его почти не видели, т.к. он уходил когда мы спали, а приходил, когда мы опять спали.

Теперь о «плюсах» характера. Где-то в 57 году проходило бюро райкома, на котором в числе выступающих был и отец. На этом бюро присутствовал некто Флорентьев, бывший в то время первым секретарем обкома партии Костромской области. (Он вскоре стал министром сельского хозяйства РСФСР). Во время выступления этот Флорентьев постоянно перебивал докладчика и в конечном итоге сказал, что приедет в колхоз и научит отца работать. На что отец ответил: «Где Пакин был, Вам там делать нечего!». Эту фразу Флорентьев проглотил, но ровно через неделю, не предупреждая райкомовских, приехал прямо в колхоз и жил у нас несколько дней. Уезжая, сказал, что отец был прав. Скорее всего, он помогал отцу строить животноводческий комплекс. После этого лучшая техника приходила в первую очередь к нему. Так и появилась новенькая ГАЗ-51А, стоящая в пожарном гараже, а потом и ГАЗ-69А (первый настоящий советский «джип»), предмет зависти многих. Жалел машины отец, поэтому ездил я на них тайком от него, рискуя подставить шоферов.

Помню, как он переживал, что у него нет живота. У всех начальников есть, а у него нет. В его представлении начальник должен обладать признаком солидности, коим и является живот. Живот и не мог появиться, потому что режим, когда вставать в четыре часа утра и ложиться заполночь, вряд ли этому способствовал. Да еще и принимать близко к сердцу все гадости, которых было множество в колхозной жизни, тоже плохо способствовало увеличению талии. Живот появился, когда он ушел из начальников. Как я уже говорил, образование у него было два класса, но он не выбивался из своего круга. Сказать в нужное время «да, уж» помогало, а умение определить, когда нужно это сказать дала ему природа.