Юрий Пакин - ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

Кстати о дяде Сереже. Он считал себя очень хорошим маляром. Скорее всего, так оно и было. Чтобы подчеркнуть для несведущих уровень своего мастерства, он регулярно вспоминал, как он делал ремонт квартиры самого Бонч-Бруевича. Того самого, управляющего делами Совнаркома. Можно сказать, главного завхоза революции.

Поездка полезная, кроме галстука узнал, что такое унитаз.

Так называемая воскресенская квартира, это была пристройка к колхозной пожарке. В эту пожарку был ход прямо из коридора квартирки. Там стояла одна красная пожарная машина, которую за все время жизни в Воскресенском ни разу не видел в деле, а потом появилась новая машина ГАЗ-51А. Последняя модель горьковского автозавода. Историю ее появления расскажу позже.

В отличие от Заборья, где работала местная электростанция, электричества в Воскресенском не было. Но отец при переезде срезал люстрочку с лампочкой из старой заборской квартиры и прибил эту конструкцию гвоздем к потолку посредине комнаты. Стало как у людей. Любил пыль в глаза пустить.

Прямо рядом с домом была семилетняя школа, расположенная в двух небольших двухэтажных зданиях. Когда-то это была церковно-приходской школа. Шестой класс я учился в первом здании, ближайшем к церкви, в полуподвале.

Появляется новый ученик, да еще и сын председателя колхоза, поэтому всем пацанам хочется выглядеть красиво. Запомнился урок немецкого языка, который вел Иван Сергеевич Смирнов, странный, не от мира сего, человек, лет 35, не злой. Над ним, как могли, ученики подшучивали, если не сказать, издевались. У него была привычка входить в класс с высоко поднятой головой. Не от гордости, просто он в мыслях был далеко. Подходил к столу, бросал на стол журнал, не глядя выдвигал стул, и так же, не глядя, садился. Этим то народ и пользовался. На стул клали какую-нибудь гадость, в виде кнопки или еще что-нибудь, каждый раз придумывая что то новое. В мой первый урок немецкого языка стул намазали мелом. Но видимо, из-за моего присутствия, перестарались, намазали практически все сидение. Он заметил. Рассердился. Отбросил стул в сторону. Изменился в лице, покраснел, на подбородке образовались концентрические окружности. Обиделся, но ненадолго, привык. Где то через месяц, таким же образом, на стул подложили комочек хлорки. Он сидел на стуле весь урок, не чувствуя хлорки, хоть она и была влажная. Но на следующей перемене, когда пацаны увлеченно играли в уголки, предварительно выбив филенку из входной двери деревянной рейкой от карты, как копьем, в класс вбежал директор школы Пискунов. Как оказалось, он уехал потом в Заборье, где оставил о себе хорошую память. Как раз около него пробегал кто-то из пацанов, спеша занять освободившийся угол. После удачного пинка, произведенного директорской ногой, угол был найден быстро. Через секунду все стояли за партами, сам неудачник при этом потирал больную, после мидлкика, ногу. Ругались долго, но этим и ограничились. Основой упрек был тот, что штаны Ивана Сергеевича, скорее всего, испорчены окончательно. Надо ли говорить, что к директорскому пинку был добавлен свой, домашний. Человек Иван Сергеевич был хороший, но преподаватель плохой. Впечатления от его языка у меня было никакого. Математику вела молодая учительница, не запомнил ее имени-отчества, но вела прилично. Историю вел учитель но фамилии Успенский. Запомнился тем, что у него был сын Стаська, мой ровесник, и дочь Света, старше нас на год. Она была красивая, хорошо рисовала, но сильно заикалась. Влюбился в нее на следующий год, после того, как она нарисовала на снегу какую-то мордочку и сказала: «Фотоэтюд». Успенского вскоре назначили директором начальной школы в деревне Малое Березово, они уехали и любовь прошла. Географию и естествознание вела Евгения Борисовна Киндякова, дочь помещиков, владевших в свое время этой деревней. Они были еще живы, отец Борис Сергеевич и мать Анна Ивановна. Борис Сергеевич преподавал труд. На мой взгляд, преподавал хорошо. Делали то, что пригодится в хозяйстве. Ту же табуретку, много раз обсмеянную «Уральскими пельменями» совершенно незаслуженно, потому как при изготовлении табуретки используются почти все столярные приемы. Делали деревянные грабли, легкие и прочные. Освоили азы переплетного дела. Все помню до сих пор.

Надо ли говорить, что наши семьи должны были дружить. Об этом позже. Классы были маленькие. В шестом классе нас было семь человек, в седьмом трое. Преимуществ малых классов было несколько. Во-первых, ты был всегда на виду, особо не забалуешься. Но если проявишь любознательность, всегда найдется время объяснить. Было еще одно обстоятельство, для меня не последнее. Я один был из этой деревни, остальные были из деревень, находящихся от школы на расстоянии от километра до трех. Когда зимой были сильные морозы, они не приходили, и я тоже шел домой. Правда один раз математичка занималась со мной одним. Обманулись ожидания. Тогда про «оптимизацию» еще не слыхали. Мне сейчас трудно судить об уровне образования, который там давали, но когда я пришел в Островскую районную среднюю школу, мой уровень был не хуже. Продолжал читать, но колхозная библиотека была похуже Заборской.

Экзамены за седьмой класс сдавали, предварительно отрепетировав. Как я говорил, нас было трое, Лешка Волков, из деревни Гавшино, девочка, не помню ее фамилии и я. Мы с этой девочкой учились прилично, а Лешка плохо. Классный руководитель, как раз Успенский прочитав лекцию о взаимовыручке, рассадил нас так, чтобы Лешка был между нами с тем, что бы помощь была более действенна. Мы, естественно, так и сделали. Во время этой репетиции он принес билеты, чтобы просто показать, как они выглядят. Во время ознакомления, я заметил на одном билете маленькую чернильную точку. Номер его был тринадцать. Билет запомнил. Пришел домой, его выучил и решил, что больше не надо. Все дни до экзамена занимался рыбалкой. Прихожу на экзамен, подхожу к столу, ищу свой билет, вернее точку, а ее нет. Судорожно шевелю билеты, точки нет. Поднимаю глаза на комиссию и вижу, что именно этот билет держит член комиссии из района. Наверно, номер повлиял. На мое счастье она положила билет на стол, я его взял и получил пятерку.

Лешка, кстати, был хороший мальчишка, но умер очень рано. Как сказал его отец: «Водка травленая попалась». Вот такие нравы.

В Воскресенском я по-настоящему занялся грибами. За рекой и за перелеском было поле, называемое «копанью», на котором по-хорошему никогда ничего не росло. Но вот по кромкам этой копани, окруженной хорошим лесом, было много грибов, причем всяких. Как положено, вначале лисички, потом подберезовики (по местному «серые»), подосиновики (по местному «боровики»), а потом белые. В сентябре там же и чуть подальше ходили за волнушками. Ходили и в другие места, грибов всегда было много. Километрах в полутора от этой копани находилось, так называемое, «Сухое болото», где росла черника, голубика (по местному тоже гонуболь), морошка (по местному тоже «мухлак»).