Юрий Пакин - ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

Но самое интересное, что было в Заборье, это рыбалка. Именно там я и заразился этим делом на всю жизнь. Нужно сказать, что в то время поймать рыбу в количестве необходимом для еды, проблем не было никаких. Просто ее было очень много. Взрослые мужики этим делом, т.е. рыбалкой с удочкой, практически не занимались. Некоторые из взрослых плели из ивовых прутьев, так называемые, «кубаны». Кубан, это чернильница – непроливайка. Вход для рыбы обмазывался хлебом. Из-за него рыба туда заходила, а обратно ей было выйти почти невозможно. Вечером поставил, утром снял, и никакой потери времени. Серьезно занимался рыбалкой на удочку старший брат Вовки Щукина, Фидий. Дело в том, что у него были повреждены ноги, и он не мог работать, ездил на инвалидной коляске и все время посвящал чтению и рыбалке. Щук ловил очень больших.

Свою основную и самостоятельную рыбацкую карьеру (рыбалка в Займище в силу малости лет не в счет) я начал с ловли пескарей, которых было великое множество. Уходил на реку с трехлитровым бидончиком и приходил домой с бидоном, полным пескарей. Потом они надоели. Нашел новый способ добычи, колоть вилкой налимов.

Забыл сказать. Весной был еще один способ заработать деньги. Дело в том, что лес в то время не возили, бревна сплавляли по реке. Зимой заготавливали, пилили в размер и складывали на берегу реки в, так называемые, «ставежи». Отдельно складывали поленья. И вот весной, когда вода поднималась метра на два, все трудоспособное население выходило на заработки. Эти поленья нужно было кидать в реку. Занимались этим делом мальчишки и женщины в силу недостатка силы и навыков. Бревна с помощью багров сталкивали в реку взрослые и опытные мужики. Один куб стоил какие то копейки. Поленья были, как правило, осиновые или березовые, поэтому тонули быстро. Как следствие, после спада воды все дно реки было усеяно этими поленьями, которые являлись хорошим убежищем для налимов.

Рыбалка заключалась в следующем. Летом река мелела, за исключением омутов, и по ней можно было ходить, засучив штаны до колен. Идешь по реке, видишь полено, медленно отодвигаешь его по течению и, если видишь голову налима, резко втыкаешь вилку в него. Другой рукой снизу прижимаешь его к вилке, вынимаешь, и в сумку. Часа за три можно было наколоть до тридцати-сорока штук. Больших не колол никогда, не везло. А вот Вовка Догадкин, мой ученик этому способу, был более удачлив. Он хоть и меньше меня был, но приносил иногда экземпляры больше килограмма. Один раз, около избушки, где жили Шумахеры, я в силу рыбацкой зависти хотел спугнуть очередного большого налима, попавшему ему на глаза. Правда, неудачно, налим был им заколот. В своей книге он написал, что не я его учил. Забыл, видимо. Нужно сказать, что река имела много довольно глубоких плесов, почти на всех поворотах реки были глубокие омуты, в которых тогда водилась практически всякая рыба этой полосы. Кроме щуки, окуня, плотвы (по местному-сороги), было очень много голавля, жереха, подузда, налима. Я не описываю здесь какие чувства испытывает рыбак, особенно молодой, когда тащит рыбу потому, что это описано во всех книжках про рыбалку.

Километра в трех выше по реке была мельница с названием Гарская. Она тогда еще эпизодически работала. Был длинный верхний омут, в котором свободно гуляли голавли, похожие на поленья. Но в то время рыболовные снасти были примитивные, уменья тоже было мало, поэтому голавли плевали на все приманки, которые местные Сабанеевы пытались им подсунуть. Нижний омут был просто громадный и очень глубокий. Один раз мы с отцом ехали из села Воскресенского (места будущего нашего проживания) в Заборье и случайно стали свидетелями ловли неводом в нижнем омуте. Когда невод вытащили на песок, весь нос невода был забит рыбой. Но самое главное в неводе оказался жерех размером с мужика, участника ловли. Нужно было видеть эту борьбу мужика с жерехом на песчаном берегу. Ростом они были примерно одинаковы. Мужик с посторонней помощью победил.

В этот же день чуть выше по реке, у деревни Борок, местные мужики ловили рыбу сетями. Когда мы подъехали, у них уже на берегу стояло несколько мешков с рыбой. Река была перегорожена одна за другой тремя сетями. За последней сетью стояло человек пять с наметами, чтобы ловить самую хитрую рыбу, избежавшую предварительно три сети. Сверху реки человек восемь шестами били по воде и кустам, загоняя испуганную рыбу в сети. Метров двадцать по реке дна не было видно, сплошняком шел подузд. В 97 году мы с сестрой прошли по этим местам. Мерзость и запустение.

Отвлекусь немного и расскажу, что помню, о сплаве. Все эти мелкие костромские реченки начинались с подземных источников, ключей. Собирались эти маленькие ручейки в маленькие речки. Поскольку рельеф был неоднородный, то эти реченки имели множество живописных поворотов, на которых образовывались вначале маленькие «бочажки», а потом и большие омута, в которых, собственно, и скапливалась, в относительной безопасности, рыба. В таком состоянии река охватывала большую территорию, создавая как замечательный ландшафт, так и благоприятный микроклимат. Когда, после войны для народного хозяйства потребовалось много древесины, а с доставкой, в силу неразвитости транспортной инфраструктуры, были проблемы, и было предложено сплавлять добытую за зиму древесину, в большинстве сосну и ель, по эти речкам. На Волге вязалась эта древесина в плоты, а дальше баржей до места. И вот представьте, как эти шестиметровые бревна в свободном и тесном плавании сплавляются по разлившейся, но все-таки живописно-кривой реке. На очередном повороте они застревают, образуя, так называемый, затор. Эти свободно плывущие бревна сопровождала бригада сплавщиков, сформированная из свободных людей, таких же свободных нравов. Многие были из мест заключения. Один раз я наблюдал, как эти бывшие зэки ели сырую щуку, случайно выпрыгнувшую на плот. Целью этих бригад и было сопровождение бревен, с тем, чтобы заторов не было. Разобрать эти заторы было искусство, заключающееся в том, чтобы найти узловое бревно, вытащив которое, можно было заставить затор продолжать движение до следующего поворота. Можно представить, какими словами сплавщики приветствовали образование очередного затора.

В конце пятидесятых годов в леспромхозах появилась серьезная техника, в том числе большие бульдозеры. Вот с помощью этих бульдозеров предприимчивые начальники, неграмотные в области экологии, предложили спрямлять реки. Что блестяще и сделали. Реки стали прямыми, бревна не застревали, омутов не стало, рыбы тоже. Кстати. Мой будущий друг детства, Женька Бурин, один раз принял участие в работе этой сплавной бригады. Поскольку он обладал замечательной природной сметкой, то взял с собой большую деревянную ложку и не прогадал. Поскольку бригада ела из одного котла, как правило, очень горячую пищу, то люди с металлическими ложками сильно проигрывали по производительности поедания таким сметливым, как Женька. Как-то раз он, возвратившись, говорил: «За моей ложкой очередь занимали». Естественно после того, как Женька насытившись, отваливался от котла. Вернемся в Заборье.