Юрий Пакин - ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

Ну ладно, вернемся в пятидесятые.

В селе жила семья Щукиных. Глава семьи, Алексей Васильевич, был начальником отдела кадров леспромхоза, т.е. начальником отца, и как следствие, через отца подружились и семьями. Жена его, Александра Гавриловна, работала учительницей в школе. Старший сын Фидий, три дочери: Рита, Аля, Эля и младший сын Вовка. Вот он то и был один из друзей.

Второй приятель Вовка Махов, сын Людмилы Николаевны Маховой, о которой я упомянул выше. Отец у него был председателем Заборского колхоза, фигура. Третий Вовка, это Вовка Догадкин, с которым мы дружили пожалуй больше, чем с другими Вовками. Отец у него был бухгалтером леспромхоза, тоже фигура, мать домохозяйка. Жили мы друг от друга недалеко, это тоже способствовало дружбе.

Из нашего класса дружил я с Валерой Шустером, но, то ли от того, что их семья жила на другом конце села, у больницы, то ли я стеснялся к ним ходить, общались мы меньше. Попытаюсь рассказать о времяпровождении, что в памяти сохранилось.

Родители в гостях у Щукиных. Александра Гавриловна, Алексей Васильевич, Рита, отец, Зоя Николаевна Грубова, мама.

В пятидесятых годах, их дом, на фоне нашего, казался мне дворцом. С удивлением обнаружил, насколько он мал. Зимой было в основном два развлечения. Первое, это катание на лыжах. Противоположный берег Медозы был крутой, да еще поросший лесом. Вот там и катались. Был в компании мальчишка, года на четыре нас постарше, вот он скатывался с горы первый, за ним мы, причем скатиться должен был каждый из группы. Залезали в гору, и уже по новой лыжне, снова вниз. Второе занятие, катание на санках с горы уже в селе, прямо рядом с нашей квартирой. Санки делали сами из досок, довольно прочные. Для лучшего скольжения, полозья делали из каких то металлических трубок, которые брали, скорее всего, в мехмастерской леспромхоза. Разгонялись на этих санках бегом, потом на них ложились на живот, а рулили санки ногами. На ногах были валенки, а на валенках галоши. Можно представить, что было с новыми блестящими галошами после нескольких рулений, особенно по весеннему снегу. За галоши, конечно, попадало, но азарт дороже.

Приблизительно 1998 год. Около дома Щукиных. Валентина Михайловна Дискант, Александра Гавриловна Щукина, Рита.

Отец, увидев один раз, как я катался, целый час рассказывал мне, как он берег калоши, которые ему в детстве достались. Это еще не все. Вся изюминка в том, что катались с двух противоположных горок, и нужно было столкнуться. Вот для чего нужны были крепкие санки.

Первый раз принял участие в соревнованиях по лыжным гонкам. Гонки проходили на Александровской фабрике, там была школа десятилетка. Лыжи то были, но хороших палок не было. У нас в классе учился красивый мальчишка, азербайджанец, Лярка Сеттаров. На фотографии он вверху второй слева. У него отец работал в леспромхозе. Тоже, скорее всего, сосланные откуда то. Так вот у него были палки дюралевые, тогда это была редкость. Дал мне без сожаления. Первое место не занял, но выступил достойно. Попросил я эти палки, скорее всего не для увеличения скорости, а для повышения собственного статуса.

Еще запомнились домашние зимние концерты. Концерты готовили мы сами. В них активное участие принимала, уже ставшая взрослой, сестра Руфа. Что мы там «представляли», я помню слабо, скорее всего, пели песни, читали стихи и делали мелкие «постановки». Больше запомнилось то, что на эти концерты мы делали из бумаги билеты и продавали их за какие-то копейки. Самое смешное, что их покупали взрослые женщины и приходили смотреть наши художества в эту микроквартирку.

Один раз, зимой к нам пешком в гости пришла Кока, да не одна, с теткой отца по материнской линии, тетей Надей Городковой. Мать с отцом ушли куда то в гости, а мы сидели в комнате, которая и была там всего одна. Я решил напроказничать. Эта комната закрывалась почему то на крючок с внешней стороны. Они отвлеклись на разговор, а я поставил крючок вертикально, потом хлопнул дверью, и мы оказались взаперти. Через какое-то время тете Наде захотелось выйти. Она дернула за ручку двери, но дверь не поддалась. Полчаса, пока не пришли родители, все время ушло на рассуждения, как нам теперь быть. Нужно было видеть, как они взволнованно ходили по комнатке и причитали. Когда пришли родители, сошлись на том, что дверь закрылась случайно. Мелкий шкодник.

Дом стоял на берегу громадного оврага, в котором был наш огород. Дом был двухквартирный (пятистенок), за стеной жил главный инженер леспромхоза с женой. Этот дом был сделан по старой русской традиции. Поскольку держать корову в то время считалось нормой, а корова зимой требовала корма, то сзади дома был сделан въезд наверх прямо на лошади с телегой, полной сухого сена. Раньше в деревнях все дома строились с учетом скотины, которую держала каждая семья. Сзади дома была леспромхозовская конюшня. За этой конюшней было поле, на котором выращивали для корма лошадей редкий, по тем временам, для костромских мест овощ, кабачок. Тогда мы его использовали в качестве гранат при игре в войну. Есть их самим, никому в голову не приходило. Через дорогу был большой живописный пруд, наполненный множеством лягушек, которых мальчишки весной истребляли в большом количестве по глупости, а взрослые почему то нас не останавливали. Весной в половодье из этого пруда громадная масса воды через дорогу выливалась на наш огород, видимо с органическими удобрениями, поэтому урожаи были хорошие. А такой сладкой капусты сорта Слава, которая росла в Заборье, не ел больше никогда.

Потом был период увлечения оружием. Пацаны повзрослей стали делать пистолеты, естественно из досок, и нам продавать. В связи с этим мы с Вовкой Маховым совершили нехороший поступок. Во время моего очередного прихода к нему (дома кроме нас никого не было), он показал, лежащую на столе в зале, целую кучу упакованных пачек денег. Это, видимо, отец приготовил для выдачи зарплаты в колхозе. Посовещавшись¸ мы решили, что если вынуть из двух пачек по одной бумажке, то ничего особенного не произойдет. Вынули, насколько помню, три и пять рублей (дореформенных). Больше не нужно было, как раз на два парабеллума. Произошло. Его, скорее всего, выпороли, а у меня Людмила Николаевна просто спросила, брали мы или нет. Я, естественно, сказал, что брали. Она настолько тонко, по матерински, мне сказала, что это нехорошо, то ли за мое пение, то ли оттого что была настоящим педагогом, но с тех пор никогда не брал чужого и до сих пор испытываю к ней самые лучшие чувства. Похоронена она вместе с мужем на хорошем кладбище на Александровской фабрике. Она относится к людям, встреча с которыми оставляет теплый след на всю жизнь.