Александр Стар - Неважно

И вот здесь, на дне, в этом замечательном подвале, 17-го января 2000-го года на свет появился Женечка. День был один из самым холодных в году (можете сверить сводки погоды за этот период), и мать Жени, наркоманка по профессии и синица по жизни, ничего особенного не ждала.

Когда начались схватки, она все еще продолжала ловить кайф и говорить нечленораздельно со своими сонариками. Кто из мужиков должен стать отцом ее сегодняшнего ребенка, она даже не соображает. Сегодняшнего – я употребил из-за того, что дитя это, для начала, у нее не первое, если точнее – четвертое, а еще то, что всех предыдущих младенцев, она либо подкинула под какую-нибудь дверь любого подъезда (как бывает часто в сериалах), либо отвела их купаться в близлежащую реку, – именно там и очищают тела свои грешные бомжи.

Мать Жени неоднократно отправлялась на лечение от дурной зависимости, но каждый раз, выходя из белой палаты, возвращалась в кислотную обстановку. Всю беременность она проходила подогретой, собственно, как это и было в прежние разы.

«Я все еще ожидаю, что когда-нибудь выйду замуж и все эти: «майки», «коды», «колеса», «компоты», «геры», «коки», «макивары», «гумы», «пасты», «соли», и прочие психостимуляторы исчезнут из моей жизни. Но всякий раз, когда шприц заходит в канал, мне вдруг становится невыносимо приятно замечать, что вся та чертовская жизнь, которая идет по наклонной все то время, сколько я себя помню, становится чуть интереснее, чуть веселее и даже лучше.

Тот момент, когда я впервые двинулась, я запомнила навсегда. Это был совершенно чудесный день, – день моего рождения. Тогда мой старый приятель предложил мне стимуляторы. И я с радостью согласилась. У меня почему-то не было ни тени сомнения, что необходимо обдумать такой поступок. «Да. Конечно. Мне уже 20» – запила пять таблеток за раз и начала смеяться. Правда. Это было невообразимо смешно. Я сидела на диване и смеялась, я шла обратно к праздничному столу и смеялась, я обнимала всех встречных: знакомых и незнакомых мне людей и смеялась. Радостно было настолько, насколько вообще можно пережить это чувство. Мама спросила у меня: «Что с тобой?» – а я смеюсь, смеюсь и понимаю, что ничего не могу ответить. Язык как переваренное спагетти, – расплавился, онемел, пожелтел; я смотрела на него в зеркало и все смеялась, смеялась.

Затем мне стало плохо и мои мышцы отяжелели и стали невыносимо изгибаться словно их настигла мамина мясорубка. Так я впервые поняла, что такое ломка. Мне не хотелось жить. Тяжелая боль, но боль эта была необычной, ни как порезать палец или рухнуть со ступенек третьего этажа с десятком яиц, а боль другая. Бурлящая в каждой клетке боль. И нет, чтобы на этом успокоиться, я подсела на них совершенно плотно. Сначала на легкие, затем перешла к тяжелым. Я перегружала себя, каждый раз мой организм не выносил и отправлял меня в отключку. «Машинка» заезжает в вену и медленно плывет в мозг. Ощущается подавленность и обезвоживание.

Затем у меня был кумар, мне не хотелось ничего принимать. Мне было очень плохо. Но после приходило забвение и я снова нюхала, глотала, и била по вене. Так проходила моя жизнь: стекляшки, насосы, глюки, «прочищение» крови, розовые рецепты, и повседневные 20—30 центов «рольки». Помню, я даже посещала приемы у психотерапевта, но это ни к чему не привело.

Потом родители попали в автокатастрофу и мой умный братец переписал на себя квартиру. Так я осталась на улице, а потом переселилась в этот подвал. Денег больше не было, родители хотели, чтоб я стала врачом, а я стала наркоманкой, и теперь мне действительно необходимы люди в белых халатах. Я перешла на «крокодил» и изредка употребляю гашиш. У меня было тысяча шансов избавиться от этой болезни, но я так и не воспользовалась ни одним из них. Теперь жалею. Правда жалею» – таково первое показание матери Жени на допросе, когда страж порядка сказал: «Пиши. Пиши. Времени нет. Пиши».

Недавно водолазы случайно обнаружили изуродованный временем труп младенца, далеко отплывший от берега. Одновременно с этим женщина медленно заходила в реку: руки у нее тряслись и держали маленького мальчика. Красная луна приветливо встречала каскад звезд и отражалась в глазах ребенка. В этот момент, собачник, выгуливая чихуахуа, не раздеваясь и не раздумывая ринулся к наркоманке и выхватил Женю из кровоточащих рук.

Женщина хотела покончить с собой. И со всем прошлым. Не получилось.

В конечном итоге Женечку отправили в детдом, а мать – в Козловку на 15 лет за детоубийство и сбыт наркотиков.

Продолжает играть музыка. О, мой читатель «Реквием» Моцарта разносится в каждый угол и щель бесконечного подвала и наполняет его последней надеждой о спасении. В этих головокружительных нотах хочется жить, хочется умереть, хочется вскочить и танцевать! Смеяться! Смеяться! И пусть он весит над красным роялем! Но сейчас всем безумно радостно! Всем хочется разделить свой хот-дог с собачкой по кличке Нарик! И наслаждаться! Наслаждаться! Насладись этой атмосферой читатель!

Как сейчас помню первое знакомство в лагере. Лето в самом разгаре уничтожало Черное море. Я нехотя приехал туда, родителям выдали спецтур, они очень хотели куда-то меня дернуть, пришлось познакомиться со всякими придурками и навозными глупыми тетками. Именно там, когда толстая баба толкнула меня в грязевые ванны, зная, что я не хочу валяться в этом дерьме, я впервые встретил своего белокрылого херувима. Мне было 16, Жене 15. Он сидел под еще нерасцветшей альбицией и медленно переворачивал книжные страницы Эдгара По. Его пальчики пианиста нежно касались кончика языка и отправлялись к виску. «Худенький, маленький, милый-премилый, глаза-ультрамарин с 5-ти рублевую монету, поникшие, но как же они будут гореть в счастливые моменты! И румянец, ох какой румянец на мраморном личике, как у клоуна, только совершенно естественный, совершенно огненный. В нем все прекрасно; шейка с коротенькой венозной веточкой посерединке и абсолютно уместная коричневая родинка неловко укрытая белесыми волосками. И наконец губы: они были несоразмерными, как набитые ботоксом, но только натуральным, цветущим, благоговейным, малиновым ботоксом, вероятно, вскормленным с особенным молоком. Я впервые нахожусь в замешательстве перед таким обольстительным существом» – воображал я.