Александр Стар - Неважно

Парень стал что-то робко и, одновременно, протяжно доносить Виктору, но, на нашего священного сорокалетнего мальчика, внезапно накатилась волна безмятежной грусти.

Парень скромно располагается на стуле, взмахивает своим синим (запомни этот цвет читатель!) свитером, увешанным пилястрами и орлиными головами, и озирает просторную комнату: чучела животных, репродукции Венецианских картин, огромную хрустальную лампу, мироточащие иконы и пр. и пр.

– Саня, добрый день, или что-то там у нас в стране творится. Давно не видел тебя. Что-то случилось?

– Ты знаешь, Витя, мне нужно с тобой поговорить, но это очень важно…

– Ну, не тяни хвоста за кот. Что там у тебя? Ты ж меня знаешь, помогу, чем смогу, а там на все Божья воля.

– Ты знаешь, за что меня семья не ахти?..

– Так что ж не знать, все люди относятся друг другу плохо только по одной причине: нелюбви.

– Вот именно, что любовь, еще какая любовь… у меня… к Женечке…

– Что за Женечка? Ту же вроде Сашей звали, твоя бабка на весь двор трещала: «Нечистая! Дрянь!».

– Саши больше нет. Но это неважно. В общем, вопрос такой: «Как церковь относится к гомосексуалистам?»

– Ангел выводит семью Лота из гибнущего Содома. А что это ты вдруг заинтересовался таким?

– Ну, я просто спрашиваю.

– Ничего путного из этого не выйдет, хотя и примеров масса: Элтон Джон, Патрик Харрис, Стивен Фрай, Чайковский в конце концов. Но адепт греха тот, кто этим занимается.

– Но разве они виноваты, что так их природа устроила?

– Природа?! Больные люди, да, их необходимо лечить, так они ведь не в какую, считают, что правильно, митинги свои проводят. ЛГБТ сообщество выдумали. Тьфу. Не бывать этому в России. Не бывать.

– То есть ты не веришь в такую любовь?

– Я верю в в Бога. А он говорит, что пришел спасти и погибших. Грешников надо любить, а грех – ненавидеть. Но все эти движения, все это напрасно.

– Виктор Константинович, я ухожу, вас не ждать?

– Да, Офелия, разговор у нас серьезный видно намечается. На улице дождь, не утони, – картинно улыбается.

– Хорошо Виктор, – ушла.

– Так вот, помнишь ты мне давал прочитать притчу про «Соленую лошадь», мне еще название понравилось. Мертвое море, по преданию образовалось на месте Содома и Гоморры, а ты «Красное» для красного словца вставил.

– Витя, можно тебя попросить, но ты главное не бушуй, – попросить не говори никому о том, что я тебе буду сейчас…

– Естественно, Саша, знаешь, сколько мне таких как ты ежедневно заходят, ой…

– Тебе, Саша, надо в церковь обязательно сходить. Помолишься, я тебе сейчас и напишу что-то, рецепт выпишу так сказать. Повторишь с бумажки 3 раза, а лучше выучи наизусть, а еще лучше, – смотрит в расписание. – Заходи ко мне каждую неделю по средам, давно у меня такого пациента не было…

Ночь. Второе июня. Снег за окном. Москва.

Срочно. Утрите слюни. Выкиньте ром. Она?

Нет. Постойте. Не нужно. Он – не помеха.

Бред. Скройте. Наружу мужа. Там у морпеха.

Что? Речка. Замерший будильник. Завтра.

О! Личико. Спрятали в холодильник. Карма.

Увидишь. Опять. Будет брыкаться. Жечь.

Осилишь? Унять. Терять. Требовать. Каяться. Лечь.

«Ну, скажите мне, на кой черт он это сделал? Зачем? Что привело его именно к такому решению? Неужели нельзя было сделать все по-другому? Я не понимаю… совершенно не понимаю…»

Приблизительно с трех часов ночи в Москве светало.

Я возвращался домой в полном одиночестве, понимая, что скоро придет новый день и новые перемены. Проходя по мосту, мои глаза окунулись в реку и налились слезами. Сердце пело: «I will always love you», а мозг втирал: «Fuck you, чувак, успокойся». По середине моста лежали цветы. Тусклые отблески фонарей падали на портрет Немцова. Неподалеку стояли двое мужчин и женщина. Они пили водку и разговаривали на политические темы. Медленно отваливался от Кремля.

Через пару неровных движений меня снесло к тротуару. В этот момент яркие фонари уснули. Обернулся, увидел перед собой черный мост: он весь в потемках, и только краешек стекла, в районе черной ленты на портрете Немцова, отсвечивал в сторону Красной площади. Направился к метро. «Это не я алкоголик, мне сейчас просто очень плохо», – утешало тело и начинал сверлить мозг. Мысли спутались, ноги подкосились. «Сука, раскрой глаза!», проезжал мимо таджик еврейской национальности. Вслед показал ему указательный палец и запрыгнул на тротуар. «Черт! Что происходит?!», портфель тотчас же качнулся вправо.

Снова посмотрел на реку, по ней проплывал лайнер «Елизавета» и мне казалось, что люди там безумно счастливы. Мне так показалось. Хотя, знаете, я думаю, что нам кажется всегда только то, что мы хотим, а не то, что нам кажется на самом деле. Потому что мы многое упускаем. В частности, этот тротуар: он чистый, гранитный, по нему приятно идти, значит, он замечательный. Но стоит немного углубиться, как заметишь трещинки, заметишь стекающую гниль с крыш зданий, заметишь хамские надписи. А это всего лишь тротуар, а там люди в лайнере, мне показалось, счастливые люди.

В ста метрах от себя, заметил большую букву «М» и с уст соскользнуло: «Ну наконец-то». Моя усталость прорвалась сквозь эту букву. Кстати, машин на дороге как обычно было много. «Moscow never sleeps», это правда. Поэтому, черная кошка, пробежавшая у меня под ногами, перейти на другую сторону дороги так и не успела. Какой-то прохожий, в черных рогатых очках (я его еще упомяну), попросил у меня сигарету, я ответил, что не курю, и он как-то злобно, не проронив ни слова, пошел на десять шажков быстрей и все время плевался в сторону «кирпичного надсада». Злоба его отразилась в походке: он ее изменил после моего ответа.

И вот буква «М» зависла прямо надо мной. К счастью, тогда был какой-то праздник, и метро работало круглосуточно. Не знаю, что за праздник, ибо праздники давно в моей жизни отсутствуют. Но раз не Новый год, значит, наверное, либо что-то религиозное, либо военное. Но как бы то ни было, спокойно зашел в метро, проехал вниз по эскалатору, подождал с минуту или две поезда, зашел в полупустой вагон и лег в углу на три места одновременно.

Несмотря на всеобщую усталость, спать мне не хотелось, точнее сказать – не моглось. Мысли терзали серое вещество, как мошкара – кровь на Патриарших. Мысли не давали спать, не давали отдыхать и попросту лежать спокойно. Зрачки носились из стороны в сторону, пальцы тряслись подобно Альцгеймеру, становилось холодно и неспокойно. Вначале лег на живот и подбородком уперся в портфель. Замер на несколько секунд, попытался заснуть. Затем зазвучала запись диктора: «Уважаемые пассажиры! Уступайте места инвалидам, пожилым людям и беременным женщинам». Перевернулся на спину, портфель оказался под затылком.