Эльмира Алейникова - Свидания во сне. Роман

Побродив тенью за Бердахом по ЦУМу, я вышла на улицу посмотреть книги, выложенные на развале у многочисленных продавцов. И раньше, в студенческие времена, и сейчас меня привлекали старые книги, аккуратно разложенные на кусках клеёнки в конце лотков. Продавцы – пожилые и не очень люди – всегда были интересными собеседниками и обычно не отпускали без забавной истории или случая из жизни. Они были хранителями истории этого кусочка Ташкента. Переходя от одной коллекции книг к другой, наткнулась на альбом репродукций русского художника Ивана Крамского и, присев на корточки, перелистывала его глянцевые страницы, разглядывая портреты девушек и женщин. Вот и моя любимая «Неизвестная», а на обратной стороне репродукции было написано, что эта женщина была названа критиками «исчадием больших городов», воплощала в себе «образ высокомерных богачек того времени» и ещё что-то обидное для этой красавицы. Для меня же сейчас её лицо выражало не столько надменность, сколько грусть или затаённую драму. Парень с длинными волосами и в засаленном зелёном свитере, продававший альбом, тихонько произнёс: «Вы очень похожи на неё». Я вздрогнула, погружённая в свои мысли, и резко выпрямилась, излишне торопливо захлопнув книгу. «Чего вы так испугались? Вы и вправду похожи на „Неизвестную“ Крамского, спросите любого, – продолжал продавец, невозмутимо поправляя давно немытые волосы. – Купите альбом и покажите мужу дома, он подтвердит мои слова. Это не комплимент, а констатация факта». «Подтверждаю прямо сейчас, – раздался голос Бердаха за моей спиной. – И покупаю книгу для моей жены». Я смутилась ещё больше и, пока мужчины торговались и шутили, отошла в сторонку, чувствуя, что лицо горит от стыда. Впервые в жизни кто-то назвал меня женой, и это было так странно и нереально, что я потерялась окончательно.

Мне было невероятно приятно осознавать, что я иду по любимому городу с любимым мужчиной под руку, второй рукой прижимая к себе альбом с репродукциями Крамского, и слушаю, как мой спутник рассказывает, что не мог долго понять, на кого я похожа из его знакомых, пока не увидел у меня дома на стене картину «Неизвестная». «Я тебя давным-давно видел в Третьяковке в Москве и влюбился, а потом искал все эти годы, ты же тихонько жила рядом в нашем городе посреди пустыни», – улыбаясь, сказал Бердах, и легонько сжал мою руку. Я молчала, боясь расплескать счастье, переполнявшее меня в эту минуту. «Я хочу тебя поцеловать прямо сейчас», – шепнул Бердах и, повернувшись, обнял меня вместе с альбомом, слегка коснувшись моих губ своими. Мне было мало лёгкого прикосновения и, не обращая внимания на прохожих, я отдалась настоящему страстному поцелую, закрыв глаза и уплывая из реальности.

Мы стояли посреди тротуара, обтекаемые с двух сторон торопящимися по своим делам ташкентцами, и целовались так, как-будто это в последний раз. Первым очнулся Бердах и, увлекая меня в сторону от дороги, повёл куда-то. Ощущая сладкий вкус его губ во рту и чувствуя лёгкое головокружение, я толком не соображала и не заметила, как очутилась в ювелирном магазине «Жемчуг» перед прилавком с золотыми кольцами.

– Мне хочется, чтобы ты сама выбрала кольцо, – Бердах поцеловал меня в щеку.

– Какое кольцо? Обручальное? – я растерялась.

– Обручальное мы купим в ЗАГСе, я уже узнавал. Сейчас ты выберешь кольцо, которое будет означать, что мы помолвлены.

– Но, Бердах, так нельзя. Всё равно они будут против…

Он не дал мне договорить и закрыл рот новым поцелуем.

– Никто не будет против. Я тебе уже говорил, что всё будет так, как я решил. Ланочка, любимая, верь мне и расслабься, – он смотрел прямо в глаза и был серьёзен.

Я таяла под его взглядом и, чтобы опять не броситься на него с поцелуями, повернулась к витрине с кольцами. Выбирала долго, перемерив почти все, лежавшие на чёрном бархате под стеклом, пока не остановилась на тонком с вставленным в золотую корону жемчугом. Продавец, пожилой узбек, уложил колечко в красную коробочку и пожелал нам счастья и любви. Надевая кольцо на безымянный палец моей правой руки прямо перед входом в магазин, Бердах тихо произнёс: «Теперь ты от меня, милая, никуда не денешься, я тебя окольцевал». Не в силах больше себя сдерживать, я бросилась к нему и повисла на шее, вытирая украдкой набежавшие слёзы.

Перед самым отъездом мы ещё раз прошлись по базару Чорсу и купили несколько сортов кишмиша, 22 22 Кишмиш – сушёный виноград, изюм. кураги 23 23 Курага – сушёные абрикосы. и курта, 24 24 Курт – высушенные шарики домашнего солёного сыра. пышные ташкентские праздничные лепёшки-патыр 25 25 Патыр – слоёные лепешки, испечённые на курдючном сале. и заказ-самсу. 26 26 Заказ-самса – так называют в Ташкенте самсу большого размера, испечённую в тандыре. С самсой пришлось повозиться, заворачивая её в целлофановые пакеты и бумагу в несколько слоёв. Сверху я обернула куль с едой своей шерстяной шалью, лежавшей все дни в Ташкенте в сумочке.

Всю дорогу в аэропорт Бердах был серьёзный и сосредоточенный, чем удивил меня, – за три дня я привыкла видеть его улыбающимся.

– Бердах, о чём ты думаешь? – спросила его в зале ожидания.

– А? Да так, ни о чём серьёзном, – не сразу ответил он на мой вопрос.

– И всё же, скажи. У тебя такой вид, как будто ты готовишься к важному разговору, – мне хотелось узнать у него, наконец, говорил ли он обо мне с родителями.

– Проницательная ты моя! – любимый поцеловал меня в макушку.

– Так ты ещё ничего матери с отцом не говорил о нас? – не отставала я.

– Они и без меня всё знают. У них глаза и уши сидят в одном отделе с тобой.

– Сапаргуль? – я не удивилась.

– Она – дальняя родственница, вечно возле мамы нашей вертится.

– Значит, она обо всё докладывает?

– Стучит как дятел. Но это и хорошо, мне не нужно рапортовать по вечерам, как отцу, – Бердах рассмеялся.

– А папа ваш отчитывается? – удивилась я.

– Ты, разве, нашу маму не встречала? Это же генерал в юбке. Командует всем семейством, сидя дома у телефона. Фатимка до сих пор шагу ступить не может без её разрешения.

Теперь мне было понятно, почему подруга на базаре, узнав, что мы с Бердахом думаем о свадьбе, всполошилась. Стало грустно. Я посмотрела на колечко, поблёскивавшее на безымянном пальце, вздохнула и подумала, что, возможно, его место никогда не займёт обручальное.

Наш городок встретил снегом и морозом. Прилетев из бархатной осени в зимнюю стужу, почувствовали на собственной шкуре разницу между пустыней и оазисом. Путь от самолёта до выхода занял минут пять. Мы бежали по заснеженному промёрзшему асфальту, мечтая о тепле машины. У ворот аэропорта ждал братишка Бердаха Байрам, притопывая на месте от холода и кутаясь в длинный тулуп. Для брата он держал наготове ватный чапан, 27 27 Чапан – стёганый на вате зимний халат. в который Бердах закутал меня. И всё равно у меня зуб на зуб не попадал, а голова замёрзла, превратившись в ледяной шар. Каждый звук отдавался внутри отвратительным звоном, вызывавшим острую боль. Хотелось скорее добраться до дома и зарыться в пуховые подушки и одеяло.