Ки Чанс - Школьные тайны и формула нелюбви. Из-Вращение Чувств

Лия не верила своим ушам. Слова брата о любимой музыке и книгах заставили её улыбнуться. Улыбнуться вопреки собственным подозрениям и страхам. Она молча кивнула головой.

Брат девушки мягко положил телефон на тумбочку, рядом примостил коробочку с наушниками и проводом для зарядки, и вышел из палаты. Следом за ним поспешил измученный бессонной ночью доктор.

Чего не знала пациентка… О чём не подозревал лечащий врач… Из-за чего ликовала душа молодого человека – так это то, что спустя пять секунд после водружения на тумбочку, телефон начал работать. Встроенная программа Флейм включила обе камеры смартфона и активировала его микрофон. Теперь вся информация о девушке поступала к знающему компьютерному администратору-аналитику. Приложение не только послушно передавало аудио и видеоинформацию, но одновременно запускало программу распознавания лиц. Специалист в центре получал возможность следить за всеми контактами, передвижениями, разговорами девушки, изучить в деталях расписание медицинских процедур и протокол, согласно которого они отпускались. В случае посещения больной друзьями, телефон автоматически настраивался на их «Bluetooth», а если такового не обнаруживалось, программа самозагружалась и передавала нужному компьютерщику информацию со всех смартфонов, находящихся рядом с Лией.

– Да, сестрица… Ты оказалась не умнее мухи, радостно застрявшей в самом центре паутины! И гены твоего знаменитого, талантливого папочки ни хрена тебе не помогли. Так что оставайся в хоромах паука-хозяина. Пока…

Медленно направляясь к припаркованной в тени редких больничных деревьев машине, брат Лии не мог скрыть ядовитой, самодовольной улыбки. Подойдя к сверкавшей тёмно-серыми боками Инфинити последней модели, молодой человек поднял глаза к небу. В этот ранний час беспощадное калифорнийское солнце робко выглядывало из-за гор и мягко растекалось по их склонам языками жидкого золота. Его время жечь и иссушать ещё не пришло.

– Я всегда была четвёртым лепестком в ромашке, – сказала Лия.

– Как это так – четвёртым лепестком? – не поняла Винсия.

– Ну, ты же знаешь, как гадают на ромашке: любит – не любит. Так вот, если у ромашки только четыре лепестка, то всегда получается «не любит».

– А на кого ты гадаешь?

– Да ни на кого. Это я – четвёртый лепесток. Это меня никто никогда не любил. И не полюбит.

– С чего это ты взяла, что тебя не любят? А мама? Брат? Папа? Я и раньше об этом хотела спросить, да только стеснялась.

– Я – случайная дочка. Так мне мама сказала, когда первый раз на улицу выгнала.

– На улицу? А сколько тебе лет тогда было?

– Пять. У неё ухажёр был. Богатый и злой. Все в нашем баррио его боялись. Он пришёл, она меня и выгнала. Хотя знала, что в нашей деревне всегда было неспокойно.

– У вас что, война была?

– Почти. Всё из-за нелегальной торговли. Мы же в Мексике прямо на границе жили. То в кустах стреляют, то рядом с дорогой взорвётся что-нибудь. Я убежала в овраг неподалёку. Нашла там пару кустов, под ними и спряталась. Было очень жарко. Я голову под нижние ветки просунула, а ноги под себя поджала. Так и пролежала до вечера. Пока не стемнело. Пить очень хотелось. Прямо умирала от жажды. Но не шевелилась. А домой к ночи вернулась.

– И мама тебя не искала?

– Нет. Ещё накричала, что рано пришла. Её кавалер ещё в гостях был.

– Жених, что ли? У тебя мама очень красивая. Как с конкурса красоты…

– Она и была королевой красоты в школе. Или позже. Не знаю. Знаю только, что папаша моего брата тогда её к себе в дом и забрал. Но не женился. Скоро он её с ребёнком из дома выкинул. Так она рассказывала.

– А твой папа? Он куда делся?

– Он был американцем. Бабушка говорила, что он в маму сильно влюбился. Потом уехал. В Америку вернулся. Писал маме, но она почему-то запретила о нём говорить. Даже имени его слышать не хотела. А мне сказала, что я – случайный ребёнок, о котором она бога не просила.

– Странная история. А ты письма его не пробовала тайком почитать?

– Мама эти письма сжигала. И когда жгла, злобой исходила. А иногда казалось, что она боялась его писем.

– Ну, может, хоть одно сохранилось? Мы бы папу твоего нашли. Он бы так обрадовался, узнав, какая умная и красивая у него дочка.

Лия заплакала. Бабушка осталась в Мексике и здесь, в Соединённых Штатах она была с матерью, которую почти ненавидела, и братом, которого боялась. Деньги на переезд собрал брат. Он надолго исчезал из деревни. Потом появлялся. Иногда с молодыми красивыми девушками. Каждый раз с новой, и каждый раз говорил, что это его невеста. Потом они уезжали в город. Обычно на два – три месяца. А возвращался он всегда с деньгами либо один, либо с новой «невестой».

Была ещё одна вещь, которую Лия не понимала. Её брат ненавидел отца Лии ещё больше, чем мать. Называл его не иначе как «америкос» и запрещал бабушке даже вспоминать о нём.

Она работала с малых лет. Вот уж «кто» её любил – так это работа. Улицы мела. В подъездах кондоминиумов убиралась. Булочки из пекарни клиентам в пять утра разносила.

– Лия! Но здесь, в Калифорнии, тебе стало легче? Мы с Саният как-то этим не интересовались… Наверное, потому что твои родственники так редко тебя в их дом отпускали. В нашу любимую комнату. Да и стеснялись мы тебя подробно о твоей жизни в Мексике расспрашивать.

– Здесь мне стало труднее. Я о душе… Да, всё изменилось, когда мы приехали жить в Америку. Здесь я встретила тебя и Саният. И, к своему несчастью, поняла, что такое дружба и любовь.

Винсия округлила зелёно-голубые глаза в немом вопросе.

– Всё просто. До этого я не знала, как сильно меня не любят. А когда почувствовала любовь, тогда только поняла, что такое «абсолютная нелюбовь». Теперь, когда я встречаю любовь, то радоваться долго не умею. Потому что там же, где парит парашют любви, во мне всегда летает белый, намертво оторванный от цветка, лепесток «нелюбви».

– Слушай, Лия, ты так красиво и изящно говоришь! Ведь и, правда… Любить – это как на большом розовом парашюте в небе лететь. И дух захватывает, и сердце холодеет, и голова кружится от счастья. И всегда страшно: а вдруг счастье кончится, стоит на землю опуститься. А вдруг не удастся благополучно приземлиться?

– Ты тоже об этом думаешь? Хотя бы иногда?

– Конечно! Только вот выразить свои чувства так, как ты, не умею. Да и не влюблялась я пока. Так, чтобы по-настоящему. А у тебя реально писательский талант. Тебе надо записаться на курс «креативного, творческого письма».

– Уже записалась. А ещё не факультатив по русской поэзии. Его миссис Ти ведёт. Мне Лермонтов очень нравится. Я думаю, что он был таким же несчастливым, а, может, и нелюбимым, как я. Только в тысячу раз умнее…