Геннадий Мурзин - Кровопийца. Уральский криминальный роман

– Я бы поговорил. Да трагедия моя в том, что Яблоков из-за чего-то косится. Не жалует меня.

– Почему?

– Не знаю.

– Да ты к тому же и мнительный, а? Кончай с этим, господин подполковник. Ничего он не имеет против тебя. Тебе показалось.

– Да, нет. – Фомин покачал головой. – Мне не показалось. Чувствую!

Дворкин предложил:

– Пойдем, а? Поговоришь. Снимешь сомнения. Он, должно быть, на месте. Он, правда, в любимчиках у прокурора ходит, а потому слегка заносчив, но, в сущности, парень хороший. Поверь мне. Вы еще сойдетесь и подружитесь. Поверь мне.

– Ох, не знаю. Но пойдем все-таки, заглянем к нему.

Они вошли в здание, поднялись по узким ступеням на второй этаж, повернули направо, и Дворкин распахнул первую же дверь кабинета.

Яблоков сидел в кабинете, за столом и печатал что-то на машинке. Увидев входящих, сказал:

– А, это вы. Входите, мужики. Откуда вы?

– Сходили и подкрепились, – ответил Дворкин, усаживаясь у окна, – а ты, вижу, и на обед не ходишь. На износ трудишься?

– Шутишь?

– Без всяких шуток: не годится работать на износ.

Яблоков тяжело вздохнул.

– А у меня и в самом деле запарка. Полгода дело об убийстве водителя-частника веду. Знаю, что эти трое подонков убили его, нет у меня никаких сомнений. Закончить же и предъявить обвинение не могу. Все трое то и дело меняют показания. Крутят, короче. Знают, что свидетелей в деле – кот наплакал, вот и пытаются отвертеться. Подонки! Убили мужика – ни за что, ни про что. Вот печатаю (уж в который раз) постановление о производстве дополнительной психиатрической экспертизы одного из подследственных. Симулирует, ясно, но…

– Ты так говоришь, будто у меня дела легче, – усмехнувшись, заметил Дворкин. – Тоже вот убийство матери и дочери. Три недели почти, а результат – нуль, круглый-прекруглый такой. Шеф психует, требует каждый день активизировать следствие, а что я могу?

– Уж не в связи ли с этим делом вы ко мне?

– Как ты догадался? Мы действительно по этому поводу, то есть, не совсем.

– Как это?

– Ты, извини, но Фомин вот сегодня еще раз просмотрел твою запись в журнале дежурств за 22 января…

– Это когда звонил мужчина, который потом был убит?

– Да. Вот Фомин полагает, что ты мог упустить какую-нибудь существенную деталь того звонка.

– Вы, господин подполковник, напрасно так думаете. Я привык делать дело тщательно.

– Извините, – ответил Фомин, – я ничуть в этом не сомневаюсь. А все же…

– Я уже говорил Дворкину: разговор был коротким, все существенное – в журнале. Хотя, – он остановился, перебирая, видимо, в памяти тот телефонный разговор, – считаю, что неоправданно не записал то обстоятельство, что позвонивший тогда предлагал (из-за позднего времени) прийти и дать показания на следующий день. Я категорически стал возражать и даже пообещал ему приехать лично.

– Но вы же не поехали…

– Не поехал, – подтвердил Яблоков.

– Почему? – не отступал Фомин.

– Это допрос? – улыбаясь, спросил Яблоков.

– Да Бог с вами! – воскликнул подполковник.

– Я хотел поехать. Пошел сразу же после звонка к заместителю прокурора…

– Федоровскому? – уточнил Дворкин.

– Да, к нему. Он сказал, чтобы я позвонил в райотдел. Пусть, мол, кто-нибудь из «дежурки» слетает. И добавил: не хватает, чтобы следователь бегал по каждому, возможно, случайному звонку. Я еще сказал, что если бы сам, то есть Осипов, был на месте, то… Словом, Федоровский придвинул телефон и сказал: «Звони, он дома». Я не стал беспокоить шефа по таким пустякам.

– Скажите, который час был?

– Точно не помню уже, но, кажется, около девяти вечера.

– Вы правы. К нам вы позвонили, и у нас это зафиксировано, в десять минут десятого. Все совпадает, подтвердил Фомин.

– А как иначе? – шутливо спросил опять Дворкин.

Фомин спросил:

– Сергей Юрьевич, вы сразу после звонка пошли к Федоровскому?

– Разумеется.

– Но тогда получается, что вам звонил покойник.

Яблоков обиделся.

– Что за ерунду вы говорите?

– Никакая не ерунда, – возразил Фомин. – В заключении экспертизы говорится, что смерть наступила не позднее девяти. Тут что-то не так. Тут какая-то неувязка.

Яблоков заливисто захохотал.

– Экспертное заключение время смерти не определяет с точностью до минуты.

– Это так. Но тем не менее… Сергей Юрьевич, вспомните, может, все же звонил Кривощеков раньше, а? Спрашиваю не случайно. В журнале, в месте, где значится время поступления звонка, помарка, исправление. Визуальный осмотр показывает, что первоначально время вы указали другое, потом почему-то исправили.

Яблоков продолжал улыбаться.

– Господин подполковник, писал-то в спешке, почерк у меня не ахти. Мог и ошибиться. Потом исправил. Что тут такого? Что это меняет?

– Немного, однако ж, кое-что меняет, – возразил опять Фомин. – Если все же потерпевший звонил раньше, например, в восемь, а не в девять вечера, то у убийцы было время подготовиться к убийству, а так… у него совсем никакого времени не было, даже нескольких минут.

– А так и было, скорее всего, – ответил на это Дворкин. – Какая-то случайность. Стечение обстоятельств. Его могли убить и по ошибке. Все же и версию, что убил сосед, который вступил в половую связь с дочерью убитого, нельзя сбрасывать со счета. Кстати, эту версию ты сам, Сергеич, и принес.

– Я помню. Но в случайности не верю. Извините, ради Бога, Сергей Юрьевич, но во времени вы могли и ошибиться, а признать этого не хотите. Почему – не ясно. Тут ошибиться элементарно. Может, спросить Федоровского? Может, он помнит время, когда приходил к нему Сергей Юрьевич?

Дворкин тотчас же откликнулся:

– Я был у него. Федоровский точно не помнит, но приблизительно сразу назвал именно девять вечера.

– Приблизительно же! – воскликнул Фомин.

– Это сначала. Но потом подтвердил точно.

– Каким образом?

– Понимаешь, Сергеич, он вспомнил, что по привычке пишет время в календаре. Глянул – и точно. Там его рукой указано – 21.04. Надеюсь, ты отбросишь сомнения? Хотя бы теперь?

– Придется… в этой части, – признал Фомин.

– И в какой же части у вас все еще остаются сомнения? – по-прежнему с улыбкой на лице поинтересовался Яблоков.

Фомин не обращал внимания на иронию, которая сквозила в каждом слове и Яблокова, и Дворкина, поэтому совершенно серьезно ответил:

– В той части, что покойник звонить в прокуратуру не мог.

– В конечном счете, десять минут туда, пятнадцать – сюда не столь существенно. Вы же опытный сыщик и понимаете, что в нашем деле, – Яблоков взял сигарету и закурил, – и без самых смешных и неправдоподобных случайностей не обходится. Мне понятны ваши сомнения, поскольку Кривощеков был убит сразу после звонка в прокуратуру. И вы склонны связать смерть его с этим самым звонком. Но нельзя и про другие версии забывать