Геннадий Мурзин - Кровопийца. Уральский криминальный роман

– А какое есть? – спросил он.

– Вчера! – в сердцах бросил Фомин.

– Вчера, – продолжил Топчиев, – уже поздно, да, кто-то приходил сюда…

– Мужчина? Женщина?

– Он не знает.

– Один или несколько?

– Он тоже не говорит…

– Не говорит или не знает?

– Не знает.

– А что же он тогда знает? Когда ушли – хоть это-то знает?

– Нет, тоже. Говорит, за телевизором сидел. Не слышал. Хорошо, говорит, показывали, увлекся.

– Не густо. Так. – Фомин что-то вспомнил. – А кто из вас был в квартире под нами? Там, должно быть, все слышно?

– Я! – откликнулся капитан Серебряков.

– Что говорят?

– Тоже – ничего.

– Как?!

– Дома был пожилой лишь гражданин…

– Один, что ли, живет?

– Нет. Дочь с зятем были в гостях, вернулись очень поздно. Внучка, ей восемь лет, рано легла спать.

– А он? Оглох?

– Я этого не заметил.

– Но не может такого быть, чтобы убили, и зверски убили двоих, а он ничего не слышал. По себе знаю: жизнь тех, кто надо мной, – как у меня на ладони; знаю, когда ссорятся и когда мирятся; какой системы воспитания своего отпрыска придерживаются оба родителя… Так-таки ничего? – все-таки уточнил Фомин.

– Ничего, – подтвердил Серебряков. – Где-то около десяти вечера он слышал шаги и женские голоса, но потом все стихло.

– Фантастика!

– Правда… – Серебряков, зная крутой нрав подполковника, замялся, не решаясь продолжать.

– Чего мнешься, как медведь перед…

– Он, правда, сказал, что, когда смотрел по второму каналу передачу «Встреча с песней»…

– Постой, – Фомин взял с телевизора газетную страничку с программой передач, – началась передача в 20.25. Чего замолчал? Продолжай.

– Когда он досматривал передачу, то услышал глухой и непонятный вскрик…

– Чей? Женщины или девочки?

– Ему показалось, что вскрикнула девочка. Он встал, прошел в детскую, где спала внучка, поправил у той одеяло. Подумал, что она вскрикнула, что-то страшное увидев во сне. Вернулся к телевизору. И вновь, утверждает, наступила тишина. Примерно во втором часу ночи сам ушел спать.

– Если предположить, что услышанное стариком – не крик во сне внучки, а предсмертный звук жертвы, то получается – около одиннадцати вечера в квартире еще кто-то был жив. Это совпадает с первичными данными врача «скорой» о том, что смерть обоих – матери и дочери – наступила не ранее десяти и не позднее двенадцати. Да, не густо. Но, как говорится, на безрыбье – и рак рыба. Вам, парни, придется здорово попотеть, чтобы отыскать концы этой страшной трагедии. Ну, а пока… Займитесь вот чем. – Ходивший взад и вперед по комнате, Фомин резко остановился напротив Серебрякова. – Займись, капитан, этой квартирой. Надо ее официально опечатать, а прежде – изъять все ценности, в том числе и деньги, оформить изъятие, как положено, и сдать на хранение…

Серебряков вопросительно уставился на подполковника:

– Вы хотите сказать, что убийство на почве грабежа, как мотив, исключается? Я был убежден…

– Полностью исключать это пока рано. Однако слишком многое говорит за то, что не корысти ради загублены люди.

– Что вы имеете в виду, господин подполковник?

– Вы обратили внимание, входя в квартиру, на некоторую странность?

– Например?

– Относительный (даже после нашего нашествия) порядок?. А теперь вспомните, что оставляет после себя грабитель?

– Обычно все перевернуто вверх дном, вещи разбросаны, ящики шкафов вынуты или выдвинуты.

– Ты прав, капитан. Именно это мне бросилось в глаза в первую очередь.

– Извините, господин подполковник, – возразил все время молчавший лейтенант Мошкин, – я этому, по меньшей мере, могу найти два объяснения…

– Ну-ка, ну-ка, – Фомина это явно заинтересовало, – говори.

– Могло быть и так: грабитель или грабители, проникнув в квартиру, убив оказавшихся дома мать и дочь, не успели или не смогли по каким-то причинам воспользоваться ценными вещами.

– Например?

– Например, кто-то вспугнул, и они решили уносить ноги.

– Согласен, такое возможно, хотя и маловероятно: грабитель, тем более после «мокрухи», вряд ли откажется воспользоваться золотыми украшениями или деньгами, лежащими, можно сказать, на самом виду. Грабитель, такая уж у него натура – необычайно жаден и своего не упустит.

– А что, правда, насчет украшений и денег?

– Абсолютно, – он кивнул в сторону трельяжа, – в шкафчике все лежит. И даже не тронуто.

Мошкин не отступал:

– Могло быть убийство на почве ревности.

– Ты, лейтенант, и тут прав. Со счета эту версию не стоит сбрасывать. И все же тут тоже немало возникает вопросов. Так, ревнивец-мужчина заподозрил хозяйку квартиры в неверности по отношению к нему, либо она отвергла его притязания. Вот он и пришел, чтобы рассчитаться. В пользу этой версии говорит то, что его или их впустили без лишнего шума. Значит, это был кто-то, кого хозяйка либо дочка хорошо знали. Допустим, ребята, так и было. Тогда извольте ответить мне: зачем девочку-то убивать, а?

– Ну, на этот-то вопрос, – по лицу Серебрякова пробежала ухмылка, – ответить проще пареной репы: не требовались лишние свидетели.

– Мог убрать ненужного свидетеля, а зачем зверствовать, уродовать девочку?

– Разве?..

– Врач сказал, что даже он такого не видывал.

– Тогда другое дело.

– Ясна, капитан, тебе задача? А то мы заболтались слишком.

– А мы? А нам? – чуть ли не хором и, кажется, чуть-чуть обидевшись, спросили двое других лреративников.

– И вам есть работа. Первое задание: надо отыскать родную сестру хозяйки квартиры. Фамилия ее – Егорова. Других данных нет. Впрочем, надо попробовать выявить как можно более обширный круг родных, близких, друзей погибших. Нам ничего другого не остается, как идти к истине через них. Они все равно что-то должны знать… Ну, вот, никто работой не обделен, так что действуйте. А я, пожалуй, поеду в районное управление. Кому в ту сторону – могу подбросить.

Старший следователь прокуратуры Прижелезнодорожного района Сергей Юрьевич Яблоков вернулся со службы пораньше и, явно, не в духе. Алешка, его единственный сынишка, об этом не догадывался. И когда отец лишь перешагнул через порог, к нему бросился парнишка.

– Папуль, а, папуль, я сегодня по чтению знаешь что получил?

– Нет, не знаю.

– И не догадываешься?

– Нет, не догадываюсь. Может, снова пару?

– Скажешь тоже. – Алешка обиделся и всерьез. – Когда я пару приносил? Ну, вспомни! Ну, вспомни! – Он теребил отца за рукав.

– Я точно не помню, но…

– Ты и помнить не можешь, потому что в этом учебном году ни одной пары еще не было. – Он снова стал приставать с тем же вопросом. – Скажи, пап, что мне учительница поставила по чтению? Ну, скажи! Ну, отгадай!