Валерий Казаков - Портрет жены. Повесть о настоящей любви

– А звать её как?

– Жанной звать, Жанной. А фамилия… Ну, непривычная такая. Ладан, кажется.

– Жанна Ладан?

– Да. Она, говорят, уже замужем была. Ребенок у родителей живет в Уржуме, а сама тут… Да ты больно-то на неё рот не разевай. К ней, говорят, ухажер из города ездит на иностранной машине. И курит она. Не нашего поля ягода. Таких здесь не любят.

Когда мать ушла, по привычке плотно прикрыв за собой дверь, я закинул руки за голову и долго лежал так, беспричинно улыбаясь. «Она свободна, – думал я, – это главное».

Потом с улицы пришел отец, сказал, что у него для меня хорошая новость. Он только что видел бригадира колхозных плотников Александра Петровича Галкина. Тот подрядился строить новый дом и согласен взять меня к себе в бригаду.

– Александр Петрович человек опытный, – убеждал отец, – он тебя всему научит. И углы рубить, и пазить выбирать, и фундамент из кирпича выкладывать. И бригада у него небольшая – три человека всего. Ты будешь четвёртым. Да и получают они прилично… А дома-то ты ничего не высидишь и на картинах своих ничего не заработаешь. Баловство это. Дурь. Так что соглашайся.

И я согласился. Я убедил себя, что это мне действительно нужно, что работа в плотницкой бригаде не займет у меня много времени, и возможность сходить на этюды я обязательно найду. А по вечерам буду наведываться в местную библиотеку. Присмотрюсь к Жанне Ладан – начну издалека, сначала стану примерным читателем, увлекусь трудами немецких философов и современных писателей. Начну рассуждать о прозе Марселя Пруста и Владимира Набокова (я давно заметил между ними какое-то скрытое сходство), а потом, как бы между прочим, прочитаю ей свое самое любимое стихотворение из книги Николая Гумилева «К синей звезде».

Она выслушает меня и всё поймет. Поймет, что я неисправимый романтик, что хаотическое нагромождение обыденной жизни вокруг меня – это чужая, чуждая мне среда, к которой я равнодушен. Что моя любовь будет самой искренней и самой сердечной, и эту любовь уже ничто не сможет разрушить, потому что вместе с ней разрушится вся моя жизнь.

– Так ты в бригаду пойдешь? – ещё раз спросил после завтрака отец, глядя на меня с печальной строгостью.

– А куда мне деваться, – с улыбкой ответил я.

– Ну, тогда завтра подходи к колхозной конторе. Там Александр Петрович будет тебя ждать.

***

Но неожиданно оказалось, что на общем собрании колхоза, которое состоялось в понедельник вечером, правление колхоза отложило строительство нового дома до тепла. То есть примерно до середины мая.

Всё это время я перебивался случайными заработками: колол дрова, ремонтировал заборы, сбрасывал с крыш затвердевший за зиму снег. По вечерам брал книги в местной библиотеке и с грустью вспоминал свою Маргариту, которая осталась где-то там, в другой жизни, о которой здесь, в вятской глуши, почти ничего мне не напоминает. Первого тепла я ждал как спасенья. Как истины, способной разрешить все мои проблемы.

Наконец, однажды вечером в конце мая обрадованный отец зашел ко мне в комнату и сказал, что пора идти рядиться. Вся бригада уже в сборе. Они будут ждать меня у колхозной конторы.

На следующий день рано утром я направился к колхозной конторе, которая располагалась в центре села и была когда-то загородным имением известного купца Шамова. Контора представляла из себя каменный дом в два этажа, крытый железом, который со стороны казался довольно приземистым. Возле здания конторы располагался выцветший стенд социалистического соревнования, какая-то непонятная железная конструкция в виде мачты и деревянный клуб, чем-то похожий на маленький коровник.

Ещё издали на широком крыльце конторы я приметил коренастого старика с окладистой рыжей бородой и такими же рыжими всклокоченными усами. Он о чем-то беседовал с двумя сухонькими загорелыми мужиками, один из которых всё время разводил руками и громко прихохатывал, а другой угрюмо смотрел себе под ноги и молчал. На голове у старика была выцветшая соломенная шляпа, на плечах – военная гимнастерка образца сорок первого года, на ногах – синие милицейских брюки с лампасами и хромовые сапоги. В лице старика, пожалуй, не было ничего необычного. Широкие скулы, большой рыхлый, с тёмными крапинками нос красноватого цвета, маленькие хитрые глазки. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы увидеть в нем потомственного плотника. «Скорее всего, это и есть Александр Петрович», – решил я, подходя к крыльцу.

Через несколько минут я уже почти всё знал и о двух других представителях нашей будущей бригады. Одного из них звали Николаем, другого Василием. Оба они были как бы на одно лицо: с раннего утра уже слегка навеселе, неряшливо одетые, безразличные к своему внешнему виду и к форме выражения своих мыслей. Я понял, что первое время мне будет тяжело с ними, но отступать было некуда. Надо привыкать к тому, что есть, надо уметь приспосабливаться.

Потом мы ещё несколько дней встречались там же. Ходили в колхозную контору заключать договор. С договором что-то не клеилось. Колхозный строитель не давал той суммы, которую просил наш бригадир. Председатель колхоза выступал на стороне строителя, мы горой стояли за нашего бригадира. В общем, дело не клеилось. Раздосадовавшись, Александр Петрович даже высказал мысль, что из этой затеи (если всё именно так пойдет и дальше), пожалуй, ничего хорошего не получится, но всё же нашел в себе силы довести начатое дело до конца. За постройку одноквартирного дома нам должны были заплатить пять тысяч триста двадцать рублей. Кажется, не так уж мало. Но в процессе работы мы неожиданно узнали, что Александр Петрович по своей глупости вместо одного заключил два договора. Один на слом старого дома и подвозку строительных материалов, а другой на постройку нового. Тут-то и начались разногласия. Колька Купцов, по прозвищу Замес, который не так давно вернулся из мест не столь отдаленных, сказал:

– Хреновину ты сбуровил, Петрович. Надуют тебя конторские с этими договорами, даю башку на отсечение.

– Почему? – не понял бригадир.

– Потому что по дополнительному наряду мы ничего не получим. Это фуфло.

– Договор есть договор. Куда они денутся, – стал увещевать Кольку Александр Петрович.

– А вот куда, – начал объяснять Колька, загибая свои заскорузлые пальцы. – Ты по основному договору три с половиной тысячи получишь – и гуляй Вася.

– Как это?

– А ты сам посмотри ладом. Второй-то договор у тебя без печатей. Такие бумаги банк к оплате не принимает. Это липа.

– Да как же липа. У меня ведь свидетели есть. Я, если нужно будет, бучу подниму, – пригрозил Александр Петрович. – Они меня знают. Я бывший фронтовик, мне терять нечего. Моя берданка всегда наготове.