Геннадий Мурзин - Псы одичалые. Уральский криминальный роман

Алексеев восхитился.

– Мал, а наблюдателен.

– У меня тоже есть одна новость, – в разговор вступила эксперт-криминалист Орлова. – Вчера, при повторном осмотре места преступления я, как и предполагала, обнаружила отпечатки пальцев на стекле входной двери подъезда. С внутренней стороны. Там было много отпечатков, однако несколько (правда, не очень отчетливых) принадлежат человеку, который держал пистолет Маврина в руках.

– Вы уверены?

– Полностью!

– Это еще ни о чем не говорит.

– Я лишь констатирую факт.

– Хорошо… Значит, у нас все больше оснований предполагать, что Маврин не убивал.

– Если бы…

– Что ты, Фомин, имеешь в виду?

– Есть одно обстоятельство.

– Какое еще?

– Вам, наверное, докладывали, что я вчера в подъезде дома, где было совершено убийство Лаврентьева, пуговицу от полицейского мундира нашел.

– Ну и что? Уж не считаешь ли, что она от мундира Маврина?

– Уверен… теперь.

– А почему не убитому?

– В день убийства Лаврентьев находился в цивильном.

– Ах, да… извини

– Вчера сразу поехал в семью Маврина, попросил форменную одежду мужа показать. На одном из пиджаков обнаружил отсутствие второй снизу пуговицы. Изъял. Эксперт подтвердила: найденная пуговица от мундира из гардероба Маврина – все сходится.

– Допросили Маврина?

Ответил Чайковский:

– Маврин вновь ничего не может сказать. Единственное, что он точно помнит, – находился у красавицы именно в этом мундире. Когда исчезла пуговица – до встречи, во время оной или после нее – он не знает.

– Странно, – размышлял вслух Алексеев. – Многовато улик против Маврина, вам не кажется? А ведь вполне возможно, что кто-то его специально подставляет и этот «кто-то» великий ловкач.

Чайковский подтвердил:

– Мы убеждены – не один ловкач, как вы выразились, тут действует. Тот, кто стрелял, – лишь исполнитель черновой работы.

– Возможно, возможно… А что бы на нашем месте в этой ситуации сделал Шерлок Холмс, а? Если пофантазировать…

– Что касается меня, то увольте, – решительно возразила Орлова. – Холмс и наука, коей я занимаюсь, – несовместны. Вот Фомин – другое дело.

– А что? Да, скажу! Мистер Холмс, найдя на месте преступления пуговицу, заинтересовался бы, когда она попала на площадку первого этажа. И для начала бы уточнил, когда в последний раз делали уборку подъезда.

Алексеев явно заинтересовался.

– Ну и…

– Если уборка была и не раз, то Холмс пришел бы к выводу: либо уборка проводилась крайне небрежно, либо улику подбросили. Причем подбросили чуть ли не перед самым нашим приездом для повторного осмотра…

– Хочешь сказать, что у тех, кто убил Лаврентьева, есть свои люди в правоохранительных органах? Где? Кто?

– Болтунов хватает – и у нас, и у вас.

– Тогда, майор, тебе и карты в руки. В чем проблема?

– Нет проблем.

– Даже так?

– Конечно.

– Твоими бы устами да мед пить.

– Я принял меры – те же, которые бы предпринял мистер Холмс. Поручил участковому. Вот его рапорт. Хотите почитать?

– Потом, – отмахнулся Алексеев, – на досуге почитаю, а пока давай саму суть.

– Последний раз убирали подъезд накануне нашего приезда.

Алексеев засомневался:

– Пуговица могла закатиться куда-нибудь в угол или недоступное для тряпки или веника место. Сами знаете, какие у нас уборщицы.

– Но это не тот случай. Когда участковый ей об этом лишь намекнул, то женщина-уборщица оскорбилась: не неряха, говорит.

– Тогда – подведем итог: Мистер Холмс и Фомин убедили нас, что пуговицу подбросили. Подбросили либо накануне, либо даже перед самым вашим приездом.

Чайковский подтвердил:

– Только так.

– Но если мы принимаем за версию, то…

– Надо освобождать из-под стражи Маврина, – закончил фразу Чайковский.

– Ребята, я вас не понимаю: кто инициировал задержание Маврина – вы или я?

– Мы, – в голос откликнулись Чайковский и Фомин.

Фомин еще и добавил:

– Совершена ошибка, и надо немедленно ее исправить.

Алексеев оказался не готов к этому.

– Вот так поворотец! Но… делать нечего. Сегодня, сейчас подготовлю постановление об изменении меры пресечения… Заменим арест на подписку о невыезде. Думаю, прокурор согласится. Но… – Алексеев обвел всех взглядом, – до тех пор, пока не возьмем Юленьку, не изобличим ее в хищении пистолета, он будет оставаться под подозрением.

– Нам также надо, если не станете возражать, Илья Захарович, поискать болтунов-предателей в наших рядах. Я могу лично этим заняться. Это тоже ниточка, ведущая к клубку.

– Полностью на твоей стороне, полковник Чайковский, – поддержал следователь. – Только – поделикатнее, потоньше, ясно? Худо, если тень подозрения падет на невинного и порядочного человека, – потом глянул в сторону Фомина и добавил. – Прошу прощения, но о ваших художествах все-таки сообщу генералу вашему. Специалисты вы славные, но иногда делаете слишком крутые повороты, и вас на виражах явно заносит.

– Повинную голову и меч не сечет, – выходя из кабинета, обронил как бы невзначай Фомин.

Бар «Серебряное копытце» был лишь наполовину заполнен, когда в зал вошли четверо – трое мужчин и дама. Откуда-то лилась приглушенная музыка. Лучи полуденного солнца с большим трудом пробивались сквозь плотно зашторенные окна. В зале было довольно-таки прохладно.

– Ух, благодать-то здесь какая!

Сказав, Фомин первым плюхнулся в одно из четырех кресел, окружающих столик, отстоящий от других несколько в сторонке. Фомин расстегнул две первые пуговицы рубашки. Из образовавшегося пространства выглянули клочья жгуче-черных волос.

Двое других мужчин замешкались: оба решили поухаживать за дамой. Из секундного единоборства победителем вышел более молодой и ловкий, а потому полковнику Чайковскому не оставалось ничего другого, как уступить.

– М-да, Фомин, – заметил он, удобно устраиваясь за столиком, – стареем, братец, стареем. Забываем об этикете.

Фомин, отвалившись на спинку кресла, прищурившись хитровато, не забыл съязвить:

– Утратил? Ты?! Этикет? Сроду его у тебя не было. Я прав, не так ли, Зинуля?

– И в самом деле, вы – не гусары. Впрочем, что с вас взять? Особенно ты, Фомин: экий, право, бурбон.

– А помнишь, Зинуль…

– О, конечно, такое забыть невозможно. Как же! Даме ручку поцеловал.

– Ну и женщина! И притом знает, что я ее люблю.

– Любить, возможно, и любишь, но странною любовью.

К ним подошел официант.

– Что будем заказывать, господа?

– А что посоветуете? – вопросом на вопрос ответил Чайковский.

– Рекомендую: салат «Демидовский», борщ по-уральски, на второе – сардельки купеческие, фирменные, на десерт – мягкое мороженое с орешками, а пить… – официант на секунду задумался.