Геннадий Мурзин - Псы одичалые. Уральский криминальный роман

– И ты тоже? – с нотками иронии, не отрываясь от работы, спросила она.

– Я? Нет!

– Разве ты не начальство?

– Да. Но…

– Хочешь сказать, ты не такой? И выволочки не устраиваешь?

– Да, устраиваю. Но не так часто и не по утрам.

– Когда же?

– Все больше – под вечер.

– Это, полагаешь, лучше, приятнее для подчиненных?

– Думаю, да.

– А ты не ошибаешься?.. – она оторвалась от пробирки на секунду и хитро взглянула на полковника. – Впрочем, ладно… Выворачивай душу: что случилось?

– Да… все то же. На «ковер» изволил вызвать генерал. Гневается: неделя, мол, прошла, а оперативно-следственная бригада все топчется на одном месте, как (это его слова) медведь перед с… ем. На след убийцы, мол, так и не сумела выйти.

Чайковский смахнул со стула вальяжно разлегшегося огромного рыжего кота. Устроился сам. Кот же (в ответ на такую бесцеремонность пришедшего фыркнул, хотел было принять устрашающую позу, но, видно, передумал) важно и с величайшим чувством собственного достоинства протопал в сторону полуоткрытой двери и удалился из лаборатории, держа демонстративно хвост трубой.

– Всему свое время, – философски заметила Орлова. – Хотя… Чего хочет начальство, того хочет сам Всевышний.

– Ты все шутишь, а мне каково? Впрочем, чего это я слезу пускаю в дамскую жилетку?

Он встал и направился к выходу.

– Ты куда?

– Пойду. Попробую пораскалывать «орешек».

Следственный изолятор. Комнатенка. Из карликового оконца, находящегося под самым потолком, еле-еле пробивается свет. Один стол. Несколько табуреток. В углу – пристроился майор Фомин, нервно теребя в пальцах какую-то бумажку. За столом – Чайковский. Напротив – намертво привинченный к полу табурет пока пустует. На столе – пусто: ни листочка бумаги, ни ручки.

– Арестованный на допрос доставлен, – доложил охранник, жадно поедая глазами полковника.

– Не арестованный, а задержанный… пока, – поправил его Чайковский. – Снимите с него наручники и – сюда, – он указал на стоящий напротив табурет.

В комнате повисла тягостная тишина. Никто первым не хотел ее нарушить. Не утерпел Фомин, сорвался-таки. Хотя Чайковский предупреждал.

– Ты чего с нами в молчанку играешь, сволочь!? Чего ждешь? Дипломатничания? Хрен тебе! Или выкладывай все, или я найду способ развязать тебе язык, так сказать, по-свойски.

– Чего он орет, товарищ полковник?

Фомин еще больше рассвирепел.

– Тамбовский волк тебе товарищ…

– Ну… хватит, Фомин, угомонись, – Чайковский с укором посмотрел в его сторону. – Как мальчишка!

Фомин примолк, спохватился, что наговорил лишнего. Подумал: «Теперь жди большущую «телегу».

– Вы меня вызвали на допрос или как? – спросил Маврин. – Без адвоката не буду давать показания.

Чайковский возразил:

– Да нет, адвокат в данном случае нам не понадобится. Я бы хотел просто поговорить, без протокола, как с коллегой.

– Да, так и поверил! Небось, звукозаписывающую аппаратуру установили?

Чайковский спокойно продолжал:

– Пойми, Сережа, убит наш и твой товарищ по службе. Убит из твоего табельного оружия. Ты хоть это-то не отрицаешь?

– Я не могу не верить результатам технической экспертизы.

– Ну, вот… Теперь только представь, что нам остается думать? На месте преступления найден твой пистолет Макарова и с твоими, подчеркиваю, твоими отпечатками пальцев на нем.

Чайковский умышленно скрыл тот факт, что на рукоятке пистолета обнаружены еще и другие, более свежие отпечатки пальцев.

– Встань на мое место: ну, как бы ты повел себя? Иначе? Сомневаюсь. Улики налицо, а подозреваемый, вопреки всякому здравому смыслу, молчит. Бессмыслица, согласись? Ты сам юрист и отлично все понимаешь. Так, может, откроешься, а? Рано или поздно отгадка придет, но как бы поздно не было… для тебя.

– Не пугайте: стреляного воробья на мякине не провести.

Чайковский оставался невозмутим.

– И все-таки, объясни: если ты не причастен к убийству (предположим такое), то, как твой пистолет очутился в руках злодея? Не по щучьему же велению? Или, может, все это происки дьявола, а?

– Не знаю я, не знаю! Сколько раз можно твердить одно и тоже! Неужели я – опытный эксперт-криминалист – не убрал бы свои отпечатки пальцев или оставил бы на месте преступления такую убийственную улику, как пистолет? За кого принимаете? За идиота?

Фомин снова взбесился.

– Нет, ты не идиот! Ты, отпетый мерзавец, поднявший руку на товарища по службе, отца двоих детей. Кончай волынить. Или я за себя не ручаюсь.

– Сережа, ты прости Фомина. Попробуй понять его. С юношеских лет вы были вместе, семьями дружили. И вот теперь человек, которому он бесконечно доверял, – убийца. Думаешь, ему приятно это все? Каково ему смотреть в глаза твоей жены? Что он должен сказать твоим детям?

– В том-то все и дело, – неожиданно вырвалось у Маврина.

Чайковский насторожился. Как гончая, почуявшая добычу.

– Что ты имеешь в виду? Что? Говори!

– Нет-нет, н-н-ничего…

– Мотивы? Говори, что вынуждает тебя молчать?

Чайковский буквально впился в него, пытаясь хоть что-то прочесть в его глазах, для чего даже привстал.

– Говори, что или кто принуждает тебя молчать. Хочу знать правду! Говори! Что-то личное? Так, да?

Видавшая виды и вконец растрепанная милицейская «Волга», с большим трудом преодолевая уличные заторы, пытается набрать приличную скорость. Сержант, сидящий за рулем, всякий раз чертыхается, когда приходится переходить с одной скорости на другую. Как только брался за рычаг, в коробке скоростей что-то жутко-жутко свистело и скрежетало.

– Господин полковник, – наконец-таки решился он обратиться к Чайковскому, – вас не удивляет, что как только вам надо выезжать на место преступления, так в гараже УВД не оказывается ни одной приличной машинешки?

– Нет, не удивляет, Алексей, – привык. У меня все и всегда – наперекосяк. Судьба, видно, такая – все строит козни.

Сидящий сзади Фомин в один момент откликнулся.

– Какая к черту судьба! Рыкнул бы разок хорошенько на начальника гаража – и все было бы в норме. Столько прослужил, а по-милицейски разговаривать не научился.

Чайковский обернулся к Фомину.

– Что значит «по-полицейски»?

– Не знаешь?

– Нет.

– Будто бы! Не строй из себя идиота, так как сия шапка – не по тебе.

– Господин полковник, – вновь вступил в разговор водитель, – разрешите рассказать вам одну историю…

– Лучше на дорогу смотри, а то мы сами можем попасть в историю.

– Не сомневайтесь, смотрю, а все же разрешите, а?

– Ну, валяй, сержант.

– Сочинительством решил подзаняться или как? – съязвил все-таки Фомин.

– Нет-нет, мне один приятель рассказывал. В соседней области это было. Приехали туда из Москвы, из МВД социологи. Вздумалось им какое-то социологическое исследование провести среди личного состава УВД. Анкету на нескольких листах распространили. Ну… сами знаете, как у нас, – доверяй, но проверяй. Вот начальник политотдела (еще при КПСС было) тоже, кстати, полковник…