Владислав Афонин - Последний ветеран. Роман в одиннадцати главах

К остановке подъехал еще один жёлтый троллейбус. Однако на этот раз Станислав Константинович никуда не хотел уезжать. Ему грело душу тепло от ощущения того, что он нужен определённым людям, и те готовы его внимательно слушать, не перебивая.

– С разваливающейся «Красной стрелы» пересели мы тогда на «Труженика октября», – продолжил ветеран. – «Труженик» доехал до линии фронта уже без происшествий. Там держались мы около малоизвестного посёлка совсем немного. Настреляться я успел вдоволь в те дни, ей-богу. Подобная практика лучше любой тренировки была. Меня кое-как ещё до ефрейтора повысили за отстреленные немецкие головы и пару подбитых бронемашин. А потом началось самое страшное – отступление. Бросали оружие, технику, документацию, раненых – бросали всё. Неразбериха была страшнейшая, бедлам, бедлам, бедлам. И где ж, товарищ Сталин, ваш треклятый пакт о ненападении? – саркастически улыбнулся Богатырёв. – Где ваша «нейтральная» нацистская Германия?

– Советско-германская дружба! – ухмыльнулся Доброградский.

– А я, когда мы уезжали, точнее, спасались бегством, – поёжился Станислав Константинович, – что-то ляпнул, проезжая в грязной, запачканной повозке, что только русское национальное государство, а не большевицкое могло адекватно отразить агрессию со стороны зарвавшихся немцев. Я сам ещё не знал, что это за русское национальное государство. Империя ли или республика… Лишь потом с годами я осознал, какая это должна быть мощная структура, верная и полезная. Только некому её было выстраивать. Собственного государя мы убили в мерзком подвале.

– На вас не настучали? – удивился Рома.

– Может быть, в будущем и настучали бы. Однако в повозке ехали тогда только я да раненые. Они получили тяжёлые увечья и после отправились в мир иной. Я же понял, что держать язык за зубами – значит гарантировать свою безопасность.

А репрессивная машина, как вы знаете, никогда не дремала. Она всё время работала, повсюду разбрызгивая кровь своим свинцовым валиком. Хотите – обижайтесь, хотите – ругайте меня, но война, я считаю, была лишь следствием сталинской политики.

Хотите больше узнать о репрессиях, о внутренней политике тех жутких лет? Читайте Солженицына, ибо Исаевич всё по полочкам прекрасно разложил. Не люблю пересказывать одно и то же. Мне остается лишь рассказать свою историю …

По раздолбанной сельской дороге проехала танкетка, разбрызгивая вокруг грязь. Богатырёв выпрыгнул из телеги, заметив, что военная колонна, выехав из лесной чащи, подошла к небольшой деревне. Похолодало, недавно прошёл гадкий дождь, с зелёных лугов медленно надвигался белый туман. Станислав попытался найти своего командира, который покинул своих солдат после очередного боя и пустился в бегство вместе с чужой частью. Мотивы такого поведения никому не были достаточно ясны.

«Теперь всех из-за него положат», – забеспокоился солдат.

Главного нигде не было видно. Проклиная всё своё существование, Станислав потрусил в сторону ближайшего дома, оставив раненых на попечительство старого доктора. Солдаты и командиры шли все расстроенные, уставшие. Большая часть из них однозначно оказалась деморализована. Одни просто шли молча, злобно уставившись в землю, а другие тихо бормотали себе невесёлые фразы под нос. Богатырёв, обгоняя медленно ехавшее противотанковое орудие, вошёл во двор, чтобы затем оказаться в нужном ему здании.

– …так я не знаю, куда поехали танки! – черноволосый полковник, красный от пота, нервно переговаривался по полевой рации. – У меня рации вообще не было, понимаете? Мне из соседнего полка только-только привезли, одна рация на два полка – это, по-вашему, нормально? Что? Никак нет, я не могу начинать наступление: все бегут. А? Я вас не слышу! Приём!

Станислав проник во временный штаб. Хозяйка дома, древняя старушка, ловко проскочила мимо солдата в коридор, держа в руках глиняный кувшин со знакомой жидкостью. Помимо черноволосого командира, на кухне находился майор с повязкой на левом глазе и сотрудник НКВД. Последний оказался лысым, страшным и имеющий глубокий шрам, что проходил по диагонали через всё лицо. Его фуражка с синим верхом была идеально вычищена, а в кобуре вот-вот бы разразился огнём новенький ТТ. Тем временем все трое сидели, рассматривая широкую карту, развёрнутую на весь стол. Положения наших войск отмечались тусклым карандашом. Очень плохо, с перебоями, горела несчастная одна-единственная лампочка, свисавшая с потолка на проводе. Из открытого сзади окошка тянуло вечерней прохладой. Слава богу, приближающейся канонады боя пока не слышалось.

– Под трибунал пойду?! – взвизгнул полковник, испуганно продолжая разговор. Его усы нервно дёрнулись. Сотрудник органов госбезопасности живо оживился при этом, хладнокровно прищурившись и уставившись прямо в глаза возбуждённому командиру.

– Все пойдём, – как-то странно подтвердил НКВДшник, кивнув головой.

– Чтобы начинать наступление, мне нужен Октябрьский вместе с его проклятыми танками! – гаркнул в трубку полковник, прекращая играть в гляделки с чекистом. Он вытер серым платком выступивший со лба пот. Тем временем старушка вновь появилась из тёмного коридора, принесла овощей, холодное мясо и самогон военным и снова удалилась. – Послушайте, я потерял огромное количество людей. Сейчас всё разбросано, разведка ни черта не действует. Немцы нас дожимают со всех сторон, я не знаю, куда мне бить! Найдите мне Октябрьского, пришлите Семёнова, тогда, может быть, мы сможем хоть что-нибудь сделать. Мы смогли разбить фрицев около Малиновки, но мне пришлось дать приказ об отступлении, чтобы не попасть в кольцо. А всё случилось потому, что кто-то сверху приказал Октябрьскому отступать первым…

– Передайте, что единственный способ остановить войска Рейха сейчас на нашем направлении – соединиться со всей дивизией в Старогороде, – впервые подал голос раненный майор. Он говорил очень тихо, но уверенно. Уцелевший его глаз покрылся слезой, которую он мигом вытер мощным кулаком.

– Послушайте… – махнул полковник свободной рукой, как будто бы невидимый собеседник стоял перед ним и в чём-то настойчиво убеждал. – Гагин… Гагин предлагает, чтобы все соединились в Старогороде и дали достойный отпор.

Тут черноволосому высказали что-то уж совсем нелестное.

– Что?! Да как так можно… Я же предложил самое лучшее! Что?! Сам пошёл, старое кошачье дерьмо!

И в приступе ярости полковник кинул трубку на стол. Карта слегка смялась.

– Я бы попросил уважительно относиться к казённому имуществу, – железно прочеканил НКВДшник.

– А вы, Исаак Иосифович, можете везти меня в свой чёртов ГУЛАГ прямо сейчас! – в изнеможении прошипел командир, выставив вперёд обе руки, чтобы чекист мигом накинул на них наручники. – Либо расстреляйте вовсе.