Владислав Афонин - Последний ветеран. Роман в одиннадцати главах

Однако гебист не стал арестовывать или убивать своего собеседника.

– Ой, ну что вы, Геннадий Викторович! – медленно развел руками НКВДшник. В его словах можно было ясно расслышать нотки сарказма. – Ваш военный гений мне ещё нужен. Необходимо как-то вывезти всю эту огромную массу людей, превратить снова в боеспособную армию… А вы тут сидите, Геннадий Викторович, слюни распустили, как детсадовец, старшего вас по званию командира посылаете. Товарища Сталина вы бы так же послали?

Кривые уголки его рта приподнялись, образуя наглую ухмылку.

– Он первый меня послал! – оправдывался полковник.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Предложение Гагина я передал, мне грубо отказали, в то время, когда немцы стоят в двадцати километрах от нас!!! – окончательно взорвался Геннадий Викторович. – Что ещё прикажите мне делать!?

– Ну, для начала успокоиться. – Исаак Иосифович продолжал ухмыляться, беря рацию одну рукой и поднимаясь. – Вот эта штука вам больше не понадобится. Октябрьский пропал, Семёнов ждет приказа сверху, а на самом верху ничего ещё толком не знают.

– Может, вы мне сами посоветуете что-нибудь дельное? – выпучил глаза командир. – Может, в душе не у меня, а у вас живёт Багратион или Кутузов?

– Больше всего мне понравилась идея товарища майора. – Чекист кивнул на Гагина, вытирая рот рукавом. – Он единственный из нас сохранил ясный ум и может мыслить критически. Остальные трясутся за свои шкуры. В общем, товарищ полковник, действуете согласно его инициативе. Выходите к Старогороду и постарайтесь со всеми соединиться. Тем не менее учтите, что в этот населённый пункт будут метить все вражеские части. А рацию я сейчас повезу в Верхнеозёрское, там тоже нужна связь, не одни вы тут любители поболтать. Перед этим кое-куда заеду. И, кстати, запомните: вы мне нужны. Пока что .

С этими словами Исаак Иосифович двинулся к выходу, но вдруг резко остановился перед Станиславом.

– А вы часом не знакомы с Рудольфом Штальмом? – Гебист буквально пронзил его голову своим прожигающим взглядом.

– Никак нет… – Богатырёв растерянно пожал плечами.

– Вы уверены, товарищ ефрейтор? – как-то странно надавил Исаак.

– Так точно, – пробурчал солдат.

Хлопнула входная дверь в дом: НКВДшник немедленно удалился.

– Виноват, – Станислав запоздало отдал честь, – что стал невольным свидетелем вашей беседы.

– Да чего уж тут теперь скрывать, – вздохнул полковник, отрешённо уставившись на нетронутую пищу. – Что вы хотели, товарищ ефрейтор?

– Наш командир части Плигин предварительно покинул своих людей, отступив с чужими…

– Прям второй Октябрьский, – грустно улыбнулся Гагин.

– И Плигин туда же? – Геннадий Викторович долбанул кулаком по столу. – Да что сегодня за ненормальный день?

– Да вообще время сейчас настало ненормальное, – кратко, но точно отметил майор. – Бесовский бал, гроза кругом.

– Командование временно принял на себя капитан Панов, но управляться с подобной массой ему очень тяжело, – продолжал Станислав. – Меня послали найти Плигина, вот я подумал, что, может быть, он у вас.

– Нет у нас его, – прохрипел старший командир, наливая себе самогон в мутную рюмку. – Продолжайте двигаться вместе с остальной колонной и передайте Панову, чтоб продолжал руководить. У него хорошо это, видимо, выходит, раз большинство народа не разбрелось по лесам. А о «геройстве» Плигина скоро прознает особист, который только что здесь… – Полковник хотел сказать «надавливал». – Гм, беседовал с нами. Так что можете не беспокоится, не забудется.

– Так точно! – проговорил Богатырев, выходя из дома.

– Что касается битвы за Киев, товарищ Гагин, – за закрывающейся дверью еще слышался голос Геннадия Викторовича. – Считай, что ее мы уже проиграли.

Станислав и не заметил, как прошёл пешком почти что через всю деревню. Проплывали мимо убогие домишки, сонные местные жители, влажные берёзы, запачканные солдаты. Где-то высоко с гулом пролетели самолёты. В голове у ефрейтора всё смешалось: мысли о судьбе родных и близких, стремительное наступление Германии, неостановимое отступление советских войск, необходимость как можно быстрее попасть в Старогород, неприятный чекист, деморализованные и отчаявшиеся командиры…

В сумраке солдат вышел к старому железнодорожному полотну, уходившему в сторону брошенного завода по переработке угля. Совсем неслышно начинали петь сверчки. В темнеющей лесной чаще на юге тревожно ухнула сова. Свинцовое небо время от времени расступалась, и в появлявшемся пространстве можно было видеть бледно-жёлтый диск луны, а также ярко сияющие звезды. Мокрая трава шелестела под сапогами. Чрезмерная свежесть нынешней ночи стала неприятна.

Пройдя по старым растрескавшимся шпалам вперёд, Богатырёв уткнулся в ограду из колючей проволоки высотой в человеческий рост. Отделённый периметр охраняли непонятные люди с автоматами в руках. Ещё чуть впереди расположился железнодорожный состав. Находились в нём и товарные вагоны, а к окнам пассажирских были накрепко приварены решётки. Не спеша поднимался дым из трубы локомотива. Виднелись огоньки папирос.

«Надо бы искать командира да сваливать отсюда», – нехорошие мысли прокрались в голову солдата, но что-то предостерегало его от ухода. Нечто ему необходимо было увидеть.

– Интересно, что сейчас с Катюшей? – вздохнув, пробубнил Станислав. – Где ты, милая, где ты, родимая? В какой край тебя занесло?

И тут он увидел арестантов.

Признаться честно, Богатырёв был прекрасно наслышан об этом явлении. Газеты постоянно писали об арестах «врагов народа», о «кулаках» и «классовых врагах», о «каэрах» и «троцкистах», которые могли загубить светлое социалистическое будущее. Государственная пропаганда представляла человека, пошедшего против советской системы, как безнравственного, бесстыжего, подлого дегенерата, который только и хотел навредить идеальному обществу СССР. Подобного человека, по мнению авторов советского права, требовалось безжалостно уничтожать, втаптывая в землю.

«Кто не с нами, тот под нами», – примерно такой был девиз рабоче-крестьянского строя. При этом строе стреляли в рабочих и душили крестьян.

Но кто из историков поправит нас и расскажет интересующемуся читателю, насколько этот строй пришёлся рабоче-крестьянским или социалистическим? А может быть, сейчас вылезут ортодоксальные коммунисты, обвинив всех читающих это произведение в «предательстве» и «власовстве»? Эти умники непременно начнут уверять, что репрессии полностью оправдали себя. «Так надо было», «граждане нуждались в железной руке», «всё это во благо народа». Короче говоря, всё оказалось хорошо и замечательно, а тот факт, что мучали и убивали сотни тысяч ни в чём невиновных, – это ничего страшного? Да, это сплошное ничто, всего лишь издержки большевистской системы! «А вы сошлитесь нам на официальные источники, что так действительно было», – проскрипят своими жёлтыми зубами наши безумцы. Ничего сложного, если будет необходимо, то пласт широких доказательств всегда можно будет предоставить. Жаль, что это не убедит искренне верующих в коммунизм .