Николай Серый - Лесной старик. Роман

Тимофей, как уважаемый член своей религиозной общины, привык разглагольствовать витиевато и длинно, но его господа, ценя его предупредительность, расторопность и рьяность, мирились с его пространными тирадами…

Серову вдруг показалось, что его дворецкий всё явственней излучает пульсирующие токи опасности, и матёрый, хотя и бывший генерал решил немедленно разъяснить для себя и причину, и силу угрозы. Серов осанисто и медленно поднялся с кресла и, притворяясь рассеянным, распорядился:

– Зови обормотку сюда!

Шилов почтительно кивнул головой и слегка порхающей походкой шмыгнул прочь из гостиной… Однако слуга очень быстро вернулся, и следом за ним прошаркала молодая и худощавая женщина, обутая в пятнистые и дырявые кроссовки на босые ступни и небрежно одетая в землисто-серое шерстяное платье с длинными рукавами; ни колготок, ни чулок на длинных и стройных ногах у незваной гостье не было. Оказалась она среднего роста, с безукоризненным и очень гибким телом, но по-восточному слегка скуластой; её глаза, обрамлённые острыми ресницами, были большими и карими. Её губы чувственно краснели, а безупречный нос обладал горбинкой. Чёлка из густых, спутанных и тёмных волос покрывала высокий лоб без морщин. В розовых мочках её ушей не было серёг, – даже самых дешёвых, – а тонкие и длинные пальцы её не были унизаны кольцами… Вдруг она застенчиво и жалко улыбнулась, и Серов заметил её белые и крепкие зубы…

Серов исподлобья глянул на своего дворецкого и понял, что Тимофею не только чрезвычайно хочется присутствовать при беседе хозяина и гостьи, но, если вдруг выпадет коварному слуге такая возможность, то и повлиять исподволь на итоги их разговора. Но внезапно Серов решил больше не баловать своего ушлого лакея и приказал ему высокомерно и зычно:

– Тимофей, ты немедленно оставь нас! И не вздумай нам мешать и подслушивать!

Дворецкий был сильно покороблен столь барски-спесивым тоном, но, разумеется, скрыл своё негодованье. Гостья искоса и с явной иронией посмотрела на Шилова и усмехнулась. И вдруг Серову показалось, что его гостья непонятными, но эффективными приёмами сумела ему внушить её собственное желанье, чтобы дворецкий споро убрался из гостиной…

И в Серове встревожено и подозрительно заурчал его мистический хищник. Поначалу Серов опасливо решил не давать покамест своему внутреннему зверю полную вольность, но вскоре всё-таки впал в соответствующее психическое состоянье. И вдруг Серов увидел самого себя именно таким, каким сейчас его воспринимала эта приблудная женщина…

А незваная гостья напряжённо размышляла:

«Тёртый калач. Староват, но ещё в соку. Жирка у него ещё нет, а только жилы, мускулы и кости. Удачливая и матёрая скотина… Но, вопреки своему профессиональному цинизму, этот наследник моей квелой Галки – ещё и романтик… А теперь он тщится столбовым боярином прикинуться. Аристократ хренов… Наверняка на покое сочиняет какую-нибудь назидательную дребедень, но отнюдь не стихи… Интересно: он сейчас кропает мемуары или роман? А коли – роман, то совсем он рехнулся, а мне будет легче…»

Шилов нарочито медленно прошагал к двери и, повернувшись к хозяину, сказал:

– Я сейчас смиренно покину вас, господин! Но напоследок я хочу предупредить вас. Она – башковитая, но зазорная баба! Будьте с ней начеку. А зовут её Алёной Игоревной Скрябиной… Она – вероломна, хитра и суматошна… Она способна ввергать в неутолимую кручину!.. Вам надо остерегаться…

И Алёна вдруг сварливо молвила:

– Ты всегда был прохиндей, балбес и трус! Ты опасаешься самых обычных тумаков, и ты в поместье уже привык робко трепетать попусту! Ты безмерно боишься потерять свою должность! И поэтому юлишь ты непрестанно… А я не желаю с тобой подловато вилять и мямлить. И дискутировать с тобой больше я не намерена!.. А сейчас, Тимофей, убирайся, как тебе велели! И не дерзай подслушивать! Разговор не для твоих кошачьих ушей. Иначе в наказанье придётся тебя, олуха, мутузить…

Тимофей вопросительно глянул на своего хозяина, тот небрежно и коротко кивнул головой, и дворецкий, поджав тонкие губы, удалился без промедленья из гостиной, а затем плотно притворил за собой дверь. Алёна юрко повернулась к хозяину усадьбы и молвила смущённо и виновато:

– Простите, что я не сдержалась! Но я довольно долго обитала в этом доме, и мне до колик и судорог осточертели дебаты с богомольным и надоедливым прощелыгой…

И она, ожидая его реакцию на своё нарочито вызывающее поведенье, примолкла… И вдруг Серов явственно ощутил то, что сейчас начнёт он осознанно мылить логичными и связными фразами, хотя прежде в состояньи «мистического зверя» – при абсолютном господстве интуитивного наития – подобные раздумья были напрочь исключены… И Серов совершенно не понимал: горевать ли ему теперь или буйно радоваться такой неожиданной метаморфозе?.. И казалось ему, что полностью в нём исчезают противоречья между его подсознаньем и разумом, а воображаемая ипостась «мистического зверя» быстро превращается в подлинную сущность Серова… И вдруг Серов начал стыдливо опасаться того, что его нынешние преображенья стремительно близят его смерть…

И чёткие фразы спонтанных его раздумий, наконец, хлынули в нём:

«Сейчас она истерично закинет свою удочку. Но какая будет приманка на крючке? Наверное, сварганит она детскую байку о сокровищах и потаённых кладах моей сестры. И будет мне докучливо всучивать этот наивный миф…»

И вдруг почудилось ему, что она сейчас постигает его мысли…

«На грубые посулы, – подумалось ей, – пожалуй, он сейчас не клюнет. Но самое интересное, что я действительно много знаю о крупных активах и завидных банковских счетах, которые ему не известны. А ведь на эти счета и активы он, как прямой наследник своей родной сестры, имеет законное право. И я готова честно продать ему важную финансовую информацию. Но такая сделка невозможна без его полного доверия. А он сейчас наверняка считает меня своекорыстной мошенницей… Однако, почему он упорно молчит?.. А ведь мне крайне необходимо ощущать все его реакции более явственно… И для выгоды мне необходимо самым утончённым образом использовать его несомненные проблемы с написаньем романа… Ведь он и корпит, и тужится над своими текстами… мусолит их…»

А Серов радостно понял, что она нетерпеливо ждёт начала их доверительной беседы, и сладострастно он томил и мучил незваную гостью своим гнетущим безмолвием…

«Нет, этот проницательный и жёсткий невежа не начнёт сейчас говорить первым», – подумала она и вкрадчиво пролепетала:

– Я покорно прошу приюта. Я измучена, еле ноги я передвигаю… я волочу их, будто дряхлая старуха-карга. Вероятно, стезя у меня такая… Я чувствую себя очень скверно…