Вольдемар Собакин - PR христовый

Костик отвернулся.

Хрулёв заинтриговано бросил окурок:

– И в чём твоя миссия?

– Я Предтеча, мне необходимо сообщить миру о скором прибытии Сына Божьего.

– Вот оно как, – задумчиво промолвил Хрулёв. – А почему Исалий?

– Не знаю, но голос внутри меня говорит, что это моё имя.

– И как часто этот голос появляется у тебя в голове? – Хрулёв перешёл на стандартную процедуру идентификации расстройства личности, – Кому он принадлежит?

– Не знаю, – Костик отвечал как на духу, – но я знаю, то, о чём пока не знает никто.

– А что ты знаешь? – продолжил допрос Хрулёв.

– Я Предтеча, – повторил Костик, – и мне нужно сообщить миру о скором прибытии Сына Божьего.

– А прибудет он после того, как ты выложишь под сотню кругов с крестами? – уверенно предположил Нестор.

– Да.

– А когда будешь тринадцатый выкладывать? Заешь?

– Нет. Мне приходит видение, я вижу место, где должен выложить круг. Это знак, это отсчёт моего времени.

– То есть за три года голос велел выложить тебе всего дюжину кругов? – подвёл итог Нестор, – Такими темпами остальные семьдесят кругов тебе удастся выложить лет за тридцать.

Доктор засунул руки в карманы халата и, громко выдохнув, посмотрел в небо:

– А что будет, если ты не выложишь знак?

– С каждым днём боли в голове будут усиливаться, – продолжил Костик с оттенком разочарования в голосе, – Уже пробовал, пока не понял, что знаки это подобие контрольных точек и свою Миссию я обязан выполнить.

Вечер складывался самым чудесным образом. Хрулёву сообщили о повышении жалования, не на много, но этот факт в купе с доставленной посылкой от родителей, которые, перебравшись в Сочи, в сезон фруктов щедро одаривали ими сына, беспокоя «Почту России», положительным образом отразились на настроении Хрулёва. К тому же в диагностировании душевного недуга Константина Карпелина произошёл перелом, – на картине появились очертания уже проявляющегося сюжета, очередной паззл обретал реальную надежду на сложение.

Как человек социальный Нестор Хрулёв был добр, отзывчив, позитивен и обладал полным пакетом качеств, по которым общество классифицирует своего члена как порядочного гражданина. На работе Нестора ценили как специалиста и уважали как фаната своего дела. Общительный, с тонким молниеносным чувством юмора, дипломатичный, и всегда чувствующий меру дозволенности Хрулёв отлично вписывался в коллектив работников пансионата.

Однако, с точки зрения личности, особенно в плане мировоззрения, Хрулёв сильно отличался от остальных. При первом общении с новым человеком мозг Нестора автоматически заполнял пункты психологической таблицы, классифицируя последнего и помещая в определённый разряд. Уже через десять минут знакомства, по жестам, мимике, построению предложений, манере говорить, реагировать, по иным еле заметным знакам Хрулёв делал выводы, на основании которых закладывалась основа дальнейшего общения с данным человеком. Не удивительно, что люди превратились для талантливого психиатра в объекты манипуляций.

Манипулировал Нестор очень тонко и с завидным изяществом. Реакции и чувства людей Нестор давно для себя разложил по полочкам, в которых без труда находились объяснения, а порой и предчувствия конкретных поступков конкретного человека. Хрулёв не верил в любовь и легко объяснял это состояние с медицинской точки зрения. Он легко вступал в доверительные отношения, умея их поддерживать и подогревать в нужных случаях, но никогда не позволял себе открываться перед человеком более целесообразного предела. Тем не менее, даже в этой лесной глуши, среди двух десятков единиц персонала у Нестора были и вполне хорошие приятели, и собеседники, и Тамара, с которой у них была тёплая дружба и иногда горячая интимная связь.

Медсестра Тамара уже полтора года трудилась в пансионате, в котором её удерживала только одна причина – забота о дедушке – восьмидесяти пятилетнем боевом генерале, уважаемом человеке в масштабах страны и рухнувшим в маразм беспомощным стариком в рамках пансионата. На сколько было известно Нестору, генерал, окончательно прощаясь с разумом, оставил внучке просторную квартиру – сталинку в столице, то ли с четырьмя, то ли с пятью комнатами, но с условием заботы о нём со стороны внучки до его кончины. Тамара понимала всю перспективу щедрости деда, а потому честно выполняла условия наследования. При этом, являясь штатной медсестрой, она с усердием заботилась и о других, вверенных ей постояльцах. К тому же астма, от которой никак не могла избавиться Тамара, практически не беспокоила её в окружении богатства природной здравницы. Девушка была весьма симпатична, аппетитно стройна; как сказал о её возрасте местный балагур сторож Матвеич – «ещё свежа, уже не дура». Тамаре, жгучей шатенке с прямыми волосами до лопаток, ростом за метр семьдесят и третьим размером бюста было двадцать семь с половиной лет и глубоко фиолетово до банальных подкатов местных особей мужского пола. С Хрулёвым их объединяли сходство характеров, общение и совместная поездка в Таиланд годом ранее. К тому же, Нестор в свои за сорок имел вид максимум лет на тридцать семь, был подтянут, упруг и приятен внешностью. А учитывая сферу деятельности Хрулёва и прошлое ловеласа, у Тамары просто не оставалось ни малейших шансов миновать сферу его гендерных интересов в столь узком диапазоне мужчин в радиусе доступности.

Иногда Хрулёв и Тамара выезжали в ближайший районный центр поужинать в ресторане, обновить гардероб, а ближайшей зимой планировали отдых в Малайзии. Не планировали они объявлять себя парой и иметь совместное будущее. Романтичными их отношения назвать было нельзя, скорее они отличались практичностью и целесообразностью, в рамках сложившихся обстоятельств. Работники пансионата знали об их встречах, но так, как оба были ответственны и уважаемы – ничего против не имели, подтверждая это отсутствием слухов в адрес «тайной» парочки.

Казалось, жизнь в таком её раскладе полностью устраивала Нестора, но врождённый максимализм, проявившийся ещё в годы юности, всегда вносил некий дисбаланс в качественно отстроенный механизм его жизни на протяжении всех её периодов. На данном этапе Нестора обременяло чувство нереализованности его профессионального таланта. Ему хотелось чего-то большего, масштабного и сложно достижимого, а если говорить честно – подсильного только ему. Научная работа в пансионате занимала практически полностью всё его время, внимание и интерес, но увы, не разум. Всё чаще, засыпая, Нестор погружался в размышления о своём месте в этом мире, о своём предназначении, ибо был уверен, что каждый человек рождается со способностями, которые не свойственны другим и реализация этих персональных способностей должна проходить основной канвой в жизни каждого. Неизменно было одно – Нестор засыпал, так и не ответив на самому себе поставленные вопросы, чтобы следующим вечером вновь предаться ставшему уже ритуальным безответному самокопанию.