Филипп Марков - Охотникъ. Исторический роман

Артемьев побежал на верхний этаж в ректорат, перескакивая сразу через несколько ступеней, где, по словам Мокринского, распивал горячительные напитки нужный ему чиновник. На двери ректора крепилась табличка – «Профессор Попов Михаил Феодорович», ректор Университета имени Его Императорского Величества Александра III». На стене по правую и левую сторону от двери висели большие черно-белые фотографии ректоров университета.

Артемьев слышал глухие голоса за дверью и решил дождаться окончания беседы. Он ходил по коридору взад-вперед, разглядывая висевшие на стене фотографии. На него смотрели серьезные, вдумчивые лица профессоров, как будто осуждавших бросившего учебу нерадивого студента.

Из кабинета ректора послышался смех, затем дверь, скрипнув, отворилась. Оттуда вышли два человека, одним из которых, по всей видимости, был тот, кого искал Георгий. Предполагаемый Новосельцев о чем-то весело пытался рассказать ректору заплетающимся языком. Ректор был напротив, серьезен и вполне трезв. Он коротко кивал головой, провожая собеседника. Ректору на вид было около шестидесяти лет, его лицо обрамляла густая борода, седые волосы были разделены идеальным боковым пробором. Наконец, ректор вернулся в кабинет, закрыв за собой дверь на внутренний замок. Георгий последовал за немного шатающимся служащим.

Догнав его, он увидел перед собой человека средних лет, но уже лысеющего. Пиджак его был мят, а физиономия красна от принятой дозы алкоголя.

– Господин Новосельцев, Иван Петрович? – окликнул его Артемьев.

– Ну, предположим и так, что с того? – недоверчиво ответил чиновник, обдав Георгия хмельным запахом.

– Я к вам по делу. Артемьев, племянник Ефрема Артемьева. Мне нужно передать вам вот это, – Георгий попытался всучить чиновнику конверт.

Глаза Новосельцева неожиданно прояснели и взволнованно забегали в разные стороны.

– Тише вы, не здесь же, в самом деле, пойдемте в сторонку хотя бы! —протараторил чиновник, испуганно отстраняясь от Георгия.

Артемьев растерянно уставился на него с зажатым конвертом в руке. Чиновник же махнул рукой, позвав его за собой. Они свернули с главного коридора, подойдя к лестничному пролету. Вокруг было тихо, и чиновник нервно протянул руку, изобразив ладонью манящий жест.

– Давайте, что там у вас за документы, – расторопно произнес Новосельцев.

Георгий протянул конверт:

– Вот тут работа над ошибками, сто пятьдесят терминов и определений к ним, – заговорщически подмигнув, сообщил Артемьев.

– Кажется, вам задавали двести, если мне не изменяет память, – ответил Новосельцев, выглядевший уже значительно более трезвым.

– Всему факультету задано сто пятьдесят, именно столько я и подготовил, – ответил Георгий.

Один из его приятелей поговаривал, что таксу за исключение из призывных списков в обычное время выставляли в среднем сто двадцать рублей. В военное время должно было быть подорожание, но ведь формально война пока и не была объявлена, так что Георгий решил рискнуть.

– Может для остальных оно и так, – косвенно подтвердил предположения Артемьева чиновник, – но ваше задание было индивидуальным. По сему, жду вас завтра на пересдаче. Подходите к девяти утра, надеюсь, не опоздаете.

Чиновник засунул конверт за пазуху и застучал каблуками, спускаясь вниз по лестнице. Георгий не вполне довольный итогом произошедшей беседы, подождал пока тот спустится, затем также направился к выходу.

Сегодня Артемьев решил не возвращаться в Ново-Александровск. Порученное дело разрешено не до конца, а разговора с дядюшкой по этому вопросу было не избежать. Воспоминания о загубленном отличном жеребце также не давали покоя. Он не знал, правильно ли поступил Ступин, убив животное, но к жизни того уже не вернешь, а что-то доказывать уже поздно, да и некому.

Артемьев решил остановиться на ночь в одном из домов, принадлежавших Ефрему Сергеевичу. Хозяин бывал там лишь наездами, основную часть времени проводив в своем имении в Ново-Александровске, так что за домом следила только прислуга. Каменное жилище было построено на месте старого деревянного дома и предназначалось для больших приемов, хотя после того, как его владелец стал городским головой Ново-Александровска, все чаще просто пустовало.

Перед воротами Георгий спешился и во двор ввел кобылу уже под уздцы. Оставив ее на попечение прислуги, он поднялся в обычно занимаемую им комнату и несмотря на то, что времени было всего восемь часов вечера, рухнул без сил на кровать, проспав до самого утра.

Утром Артемьева поочередно будили гулко хлопающие двери, пронзительный петушиный крик, звонкое пение птиц за окном. Окончательно он вынужден был проснуться от трехкратного стука в дверь.

– Ваше степенство, извольте к завтраку спускаться. Вы просили не позднее семи разбудить, пора-с! – громко говорил бодрый голос слуги, стоящего за дверью.

– Встаю, Архип, встаю! Не стучи только больше и не ори, прошу! – отозвался Артемьев.

Георгий встал с постели. Спалось не очень, так как всю ночь донимали комары, тело было расчесано и покрыто красными следами от их укусов. Ночью Георгий то и дело хлопал себя ладонью по щекам, так как после очередной атаки насекомых, вынужден был закутаться в одеяло по самую шею.

Артемьев оделся и спустился к столу. На завтрак были поданы кофе со сливками, яичница, разнообразные кренделя, блины, мед, варенье, различные фрукты на выбор. Артемьев наспех поел и собрался в дорогу, желая приехать чуть ранее назначенного чиновником времени.

Призыв начался в субботу 19 июля в 6 часов утра. Только начинало светать, воздух был наполнен влажной утренней прохладой. На открытых мобилизационных пунктах уже толпилось множество людей. Среди них в основном были крестьяне и рабочие, но присутствовали и представители интеллигенции, также отдельной группой стояли татары с тюбетейками на головах. Мобилизацию казачества организовывали непосредственно в местах проживания их общин. Выделялись и совсем юные безусые лица парнишек, вероятно, решивших отправиться на фронт добровольно или как зачастую говорили – охотниками.

Георгий с трудом нашел место для привязи кобылы вдали от входа на территорию университета, среди людей было не протолкнуться. Кроме призывников, пришли их матери, кого-то сопровождали жены с ребятишками, радостно носившимися по дороге. Развернули свои лавки торговцы, продавая напитки и стряпню. Кто-то пытался продать оставшуюся от былой службы старую военную амуницию, поношенную обувь, фляжки, тупые сабли, охотничьи патроны и рюкзаки. Какой-то невысокий, заросший бородой красномордый мужик без головного убора ходил меж толпы, предлагая купить водку, спрятанную в боковом кармане. Он махал зеленой веткой, привлекая внимание, сощурившись, осматривался по сторонам, выискивая городового и, не найдя его, вытаскивал поочередно из разных карманов по полбутылки водки, демонстрируя их, заглядевшимся на него прохожим. При этом со временем количество жидкости в бутылках уменьшалась, выпитое покупателями, а то ненароком и самим незадачливым торговцем спиртным.