Геннадий Мурзин - Хамелеоны. Детективы в стиле ретро

Сегодня утром, когда он пришел к шефу с пустыми руками, тот устроил ему настоящую баню. А он? Стоял, виновато разглядывая половицы, и молчал. Понимал, что шеф обрабатывает его совсем не зря. Внутри у него все клокотало, но сдержался. Особенно обидно, так как мылили его и парили, будто пацаненка. Мог бы шеф и прошлые заслуги учесть, помягче с ним обойтись: не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, а лишь ест, спит и в рот начальству усердно заглядывает.

Кадочников чертыхнулся по адресу шефа. Хорошо, что в кабинете никого нет, и никто не сможет передать. У начальства угодников всегда хватает. Наверное, есть они и у него. Однако он их как-то не замечает. Да и не считает он себя начальством, а скорее всего – чернорабочим. За что, кстати, ему также достается. С полгода назад сам генерал Чернышев прилюдно сказал, что Кадочников все хочет делать своими руками и готов лично брать каждого бандита, а ведь в его задачу входит совсем другое: он, Кадочников, не рядовой оперативник; ему надо над стратегией борьбы с уголовным элементом думать, налаживать контроль за деятельностью подчиненных, иначе говоря, – ру-ко-во-дить. Ты, говорит, майор, кончай с этим… с армейскими замашками; входи в новые условия, перестраивайся на новые рельсы; личная храбрость, говорит, вещь полезная, но и головенкой надо иногда работать. Опять же обиделся, но попробуй-ка возразить генералу! Да и, честно сказать, он прав! Однако ж, обидно все равно!

В таких упреках (так сказать, между строк) он легко прочитывал еще кое-что. Он, Кадочников, скорее всего и получше бы руководил, но, как выражался Чапаев в известном фильме, грамотешки маловато. За его плечами-то всего семь классов. Он и в войну, наверное, пошел бы далеко, подальше, чем командирство взводом полковой разведки, однако с образованием-то – полный конфуз.

Демобилизовавшись и приехав домой, когда вызвали в райком КПСС и сказали, что работать ему, Кадочникову, уже не на ВИЗе, подручным сталевара, как до войны, а в уголовном розыске. Подучили малость. Но что такое трехмесячные курсы? Так… одно баловство. Кто будет спорить: такие курсы – уже кое-что. По крайней мере, он хоть узнал разницу между Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексами. Тогда-то, в сорок шестом, начальство хлопало его по плечу и говорило: «Не унывай, мужик. Не в следователи идешь; в твои основные обязанности будет входить другое – пошел, выследил, скрутил, доставил, а тут тебе равных нет». Подслащивали пилюлю-то… Оно так: за четыре года войны двадцать восемь раз переходил линию фронта, и только раз безрезультатно. Во всех других случаях – «язык» был. Однажды даже умудрился пехотного обер-лейтенанта приволочь.

А попозднее ему вообще крупно подфартило: в кустах возле автострады три битых часа сидел он и еще двое разведчиков. Все – ничего. Но потом… Неподалеку остановился роскошный «Опель» и из него, как ошалелый, выскочил фриц и – в придорожные кусты. Видать, крепко прижало. Ну, там он его и взял… прямо за этим делом и со спущенными штанами. При нем черный кожаный портфель. Доставил к своим. Оказалось, майор-фельдъегерь и с секретнейшей почтой. Дошло до командующего фронтом Конева. Конев, значит, приказывает, чтобы он, этот самый фельдъегерь, а при нем младший лейтенант, Кадочников то есть, были доставлены в штаб фронта. Там его, Кадочникова, накормили до отвала, ну, разумеется, поднесли и спиртишку – полнющую фляжку. Ну, говорит Конев, и силен ты, мужик: надо было сподобиться такого важного нацистского франтика голыми руками взять!

К спирту-то из фляжки не притронулся. Видит Конев, что он бережет драгоценную жидкость-то для товарищей боевых; приказывает адъютанту налить, помимо того, полнехонькую, до краев алюминиевую фронтовую кружку, а в ней – пол-литра, и говорит: пей, солдат! Выпил, конечно. А как же! Нельзя отказываться, когда командующий подносит. Последнее, что он помнить, как его выносили из штаба фронта и укладывали в личный автомобиль командующего. Очухался уже в полку. Приоткрыл осторожненько так один глаз, видит, как все на цыпочках ходят, сон, значит, его драгоценный оберегают. Зырк налево – там, сбоку, на постели орден Красного Знамени и орденская книжка лежат. Вот это да, думает про себя, а и не помню, когда товарищ Конев его-то мне вручил. Зырк – налево, а там фляжечка, родимая. «Поди, пустая?» – подумал он. Незаметно для всех тронул рукой. Вот, зараза, – полнехонька!

Как какая-то пружина его подкинула на постели.

– Пьем, мужики! – заорал он. – Маршал Конев жалует!

Выпили… досуха. На троих-то, на разведчиков, маловато показалось. Не пробрало. Так комполка, мужик-то был тоже ничего, из своего НЗ еще чуток добавил по такому случаю спиртишку – еще такую же фляжку. Получилось хорошо. Теперь – в самый раз.

…Расхаживая по кабинету, майор Кадочников недовольно пробурчал:

– Не всем же быть грамотными… Они, грамотные, хлеб-то беленький привыкли кушать… А кому же черняшку потреблять?

Это его любимые аллегории. Он за них цепляется точно также, как утопающий хватается за соломинку. В дверь кабинета кто-то постучал. Кадочников остановился.

– Да-да, входите.

Открылась дверь, и вошел сержант Ивлев. Он – из молодых: два месяца назад окончил Нижнетагильскую школу милиции. Будущий офицер. Аттестован, но документы где-то в Москве подзадержались. Сержант протянул конверт.

– Это – вам, товарищ майор. Просили передать лично в руки.

– Спасибо, сержант. Положи на стол.

Ивлев прошел к столу, положил, повернулся и вышел. Кадочников продолжал стоять на том же месте, пытаясь угадать, что же там, в принесенном конверте? Решил проверить интуицию. Итак, что же она, родненькая говорит – плохое или хорошее? Судя по всему, ни то, ни сё – серединка на половинку, нечто среднее, нейтральное. Он подошел к столу, взял конверт, надорвал, вынул вчетверо сложенный лист, вырванный из школьной тетради, и, с большим трудом разбирая неряшливый почерк, стал читать.

«Майору милиции Кадочникову Н. И.

от внештатного сотрудника уголовного розыска Вайнберга Ильи Иосифовича, носящего кличку «Тихоня»

Р А П О Р Т

Докладываю о нижеследующем:

а) вчера, то есть 29 января 1953 года, в 20 часов 33 минуты, после закрытия магазина «Светлана» заместитель директора Соловейчик Яков Яковлевич, по предварительному сговору с товароведом Прошкиной Аллой Демидовной и с ее молчаливого согласия тайно похитил со склада два куска костюмной чисто шерстяной ткани типа «Бостон» темно-серого цвета объемом 50 м каждый;

б) похищенное означенный гражданин, то есть гражданин Соловейчик, лично вынес через служебный выход и погрузил в служебный автомобиль «Победа» бежевого цвета госномер 05—02 СВА и отвез к себе, очевидно, на квартиру;