Алексей Пшенов - Собачье счастье

– Товарищ старшина, подскажите, пожалуйста, как мне пройти к ближайшему институту?

– Молодой человек, а какой именно институт вы ищете? – удивленно посмотрел на странного абитуриента пожилой милиционер.

– Любой. Главное, чтобы как можно поближе, – задыхаясь от собственной дерзости и боясь передумать, торопливо произнес Дима.

– Тогда идите сейчас прямо вдоль трамвайных путей до Стремянного переулка, а там еще три квартала направо.

– Спасибо, – молодой человек, размахивая маленьким фанерным чемоданчиком, со всех ног бросился в указанном направлении.

Через полчаса он уже писал заявление в приемную комиссию Академии Народного Хозяйства. Судьба в то лето на редкость широко улыбнулась отважному провинциалу и через три недели Дима Батырев, без всякого блата успешно сдав вступительные экзамены, неожиданно для самого себя стал студентом престижного столичного ВУЗа.

Тимофей Батырев, узнав, что его подававший такие большие надежды сын осмелился променять знаменитое десантное училище на гражданский институт с весьма неоднозначной репутацией, пришел в ярость: «Сын боевого офицера решил стать торгашом!». Приехав осенью в Москву, он целый час бушевал в деканате, требуя срочно отчислить Дмитрия Батырева из института. Получив решительный отказ, полковник в перерыве между лекциями нашел своего отступника-сына и со словами: «Ты опозорил честь нашей фамилии!» – на глазах у однокурсников дал ему пощечину. Юноша промолчал, но с этого дня надолго забыл о существовании отца.

В стране начиналась хрущевская оттепель, и древняя столица менялась прямо на глазах, без всякого сожаления сбрасывая с себя имперский официоз и холодное оцепенение сталинской зимы. Московская жизнь предлагала молодому человеку немало соблазнов, но взамен постоянно требовала денег. Практически все сокурсники Димы оказались детьми из достаточно обеспеченных семей, непринужденно извлекавшими немаленькие средства из бездонных родительских кошельков. Диме же, потерявшему всякую связь с домом, деньги приходилось зарабатывать. Он разгружал вагоны на Москве-Товарной, каждый месяц сдавал кровь и писал курсовые работы и рефераты для своих однокурсников, вскоре ставших уважительно именовать его Батей. Четыре года трудной, но увлекательной столичной жизни промелькнули для Димы как четыре дня. И только увидев в зачетке запись о переводе на пятый курс, он с горечью понял, что уже через год ему придется попрощаться с Москвой и уехать по распределению в какое-нибудь зачуханное РАЙПО, в те края, где кончается география. Этого для себя честолюбивый молодой человек уже не мыслил. Единственной возможностью получить столичную прописку была женитьба. Несмотря на то, что высокий красивый, с доставшейся в наследство от отца военной выправкой Дима пользовался успехом у многих однокурсниц-москвичек, ничьи родители не горели желанием видеть у себя в доме безродного зятя-провинциала. И тут судьба снова ослепительно улыбнулась молодому человеку. В парикмахерской рядом с институтом появилась молоденькая симпатичная практикантка Катя, и Дима впервые в жизни по-настоящему влюбился. Девушка оказалась сиротой, что сильно сблизило ее с Димой, не получившим из дома за четыре года ни одного письма, и к Новому году он переехал из общежития в её небольшую комнатку в деревянном бараке в районе Кожухова. Получив вожделенную московскую прописку и распределение в столичный торг «Гастроном», Дима ушел в армию. Для молодого человека, большую часть жизни прожившего в военных городках, два года службы не были большой трагедией. К тому же, благодаря продолжавшемуся невероятному везению, он попал служить в ближнее Подмосковье и мог едва ли не каждую неделю видеться с Катей. За время службы барак, в котором она жила, снесли и, демобилизовавшись, Дима вернулся в маленькую, зато отдельную, однокомнатную квартиру в Черемушках и получил место заведующего рыбным отделом в недавно открывшемся большом «Гастрономе» на одном из центральных проспектов столицы. На новом месте, как и везде, молодой специалист, ставший в армии кандидатом в члены КПСС, быстро завоевал всеобщий авторитет и неизменное прозвище Батя, к которому за твердость характера со временем прибавился эпитет Железный. Через год у него родился сын Олег, а еще через два он путем довольно сложного обмена перебрался из крохотной однушки в Черемушках в новую двухкомнатную квартиру на Таганке, которую позже, став самым молодым директором магазина, поменял на шикарную стометровую трешку в престижном старинном доме в районе Чистых Прудов.

Однажды ранним утром накануне тридцатилетнего юбилея Победы на пороге этой огромной, только что отремонтированной квартиры в парадном кителе, украшенном несколькими рядами орденских планок, неожиданно появился Димин отец.

– Ну, здравствуй, сын, – протянул он, как ни в чем не бывало, крепкую широкую ладонь. – Вот пригласили меня на старости лет в Москву парад посмотреть, с однополчанами встретиться. А я думаю, дай заодно зайду, погляжу, как тут мой отщепенец в столице устроился.

– Ну, здравствуй, отец, – так же спокойно ответил Дмитрий Батырев. – Рад, что ты жив-здоров. Заходи, наводи ревизию.

Стоявшая за спиной мужа Катя, превратившаяся за эти годы из скромной незаметной парикмахерши в ухоженную самоуверенную жену директора крупного гастронома, вспыхнула и отвернулась. Потерявшая в войну всех своих родственников и с двух лет воспитывавшаяся в детском доме, она искренне не понимала, как можно без малого двадцать лет не общаться с собственным сыном.

Обставленная с помпезной роскошью квартира поразила отставного полковника.

– Все-таки ты сумел стать генералом, – уважительно произнес он, выйдя во двор и придирчиво разглядывая белую «Волгу» Батырева-младшего.

Правда, на следующий день, побывав на недавно приобретенном в Серебряном Бору огромном лесном участке, старый полковник, не удержавшись, неодобрительно покачал седой головой:

– Ты все-таки осторожней шагай, а то так можно и штаны порвать.

Стоявшая рядом Катя тут же отошла в сторону и, трижды постучав по монументальному стволу вековой реликтовой сосны, сплюнула через левое плечо.

C этого момента Тимофей Батырев стал регулярно приезжать на майские и ноябрьские праздники в Москву, а следом за ним объявились и молчавшие по его суровому приказу мать и братья. Железный Батя помогал всем. Он регулярно высылал родителям увесистые посылки с продуктами, приобретал невесткам по спискам необходимые вещи, устраивал в институты племянников, племянниц и каких-то совсем уж неведомых ему родственников. Эта уверенная и беспечная жизнь прервалась с приходом к власти всесильного главы лубянского ведомства, занявшегося восстановлением социальной справедливости и обратившего пристальное внимание на живущий явно не по средствам обособленный мир советской торговли. В Москве директора торгов, баз и крупных магазинов один за другим стали перебираться из своих просторных кабинетов в тесные камеры Лефортовского следственного изолятора. Железный Батя, за двадцать лет работы превративший свой «Гастроном» в предприятие образцового обслуживания и установивший в нем почти военную дисциплину, не очень беспокоился по поводу идущей по Москве беспрецедентной зачистки. Он не вел никакой хитрой двойной бухгалтерии, все держал в уме, лично контролировал весь левый доход, получаемый за счет норм естественной убыли и пересортицы, и собственноручно раскладывал по конвертам еженедельную «премию» всех работников магазина, включая грузчиков и уборщиц. Не забывал Батя и регулярно отчислять изрядные суммы вышестоящему начальству из торга и различным проверяющим организациям. Такая жесткая система личного контроля страховала директора от какой-либо неуправляемой самодеятельности со стороны подчиненных, а с рядовых сотрудников снимала большую долю ответственности в случае каких-либо проколов. По приказу Бати приносившая практически всю «левую» прибыль выносная лотошная торговля была на несколько месяцев свернута, и прошедший в магазине ряд неожиданных дотошных ревизий, никаких серьезных нарушений не выявил. Батя уже облегченно вздохнул, решив, что все обошлось, как вдруг одна, смертельно на него обиженная и перепуганная все еще продолжающимися в торге арестами, многодетная сотрудница отдела заказов после работы отправилась не домой, а в районный отдел БХСС, где попросила оформить ей явку с повинной.