Алексей Пшенов - Собачье счастье

– Какой такой личный опыт? Разве мать тебя когда-нибудь подставляла? – скептически спросил Олег.

– Я однажды видел, – жестко ответил Батя. – Видел, как сначала бизнес сломал любовь, а потом любовь сломала бизнес. Твоя мать никогда меня не подставляла, она ждала двенадцать лет, и я могу положиться на нее во всем. А ты на свою Свету?

Олег неопределенно пожал плечами. Мать, действительно, словно Пенелопа своего Одиссея, мужественно дожидалась сидевшего в лагере Батю, отгородившись от мира стеклянной стеной безразличия. Она регулярно писала ему пространные письма и за двенадцать лет не пропустила ни одного разрешенного свидания. Но почему нужно сравнивать ее и Свету? Какой вред Света может нанести еще не родившемуся семейному бизнесу?

Они сошли с электрички на тихой станции в двадцати километрах от Москвы там, где когда-то была дача одного из Батиных заместителей и, обойдя стороной поселок, в который раньше каждое лето приезжали в гости на обильные дружеские шашлыки, углубились в уже по-летнему густо-зеленый лес. Батя шел легко, уверенно и быстро, Олег едва поспевал за ним. На дальнем краю леса, в разрываемой соловьиными трелями березой роще, Батя остановился и, достав компас, стал определяться по одному ему известным и совершенно неразличимым на посторонний взгляд приметам на одинаковых белых стволах. С упорством заядлого кладоискателя он тщательно ощупывал одно взрослое дерево за другим. Выбрав, на его взгляд, нужное, вслух отсчитывал шаги сначала на север, потом на восток, выкапывал, принесенной в рюкзаке саперной лопаткой, обширную воронку и, разочарованно махнув рукой, начинал все сначала.

– Как же здесь все за эти годы изменилось, – рассеянно вздыхал Батя, принимаясь за очередную яму. – Все мои зарубки заросли…

Наконец, когда стало похоже, что рощица совсем недавно подверглась жестокому минометному обстрелу, в неизвестно какой по счету воронке, раздался противный металлический скрежет.

– Слава богу, кажется, нашел.

Батырев-старший вывернул из черной влажной земли глухо позвякивающий куб, плотно замотанный синей синтетической изолентой и протянул его сыну. Олег небрежно принял находку одной рукой и едва не уронил ее себе на ногу, куб был словно налит изнутри свинцом.

– Что это?

– Заначка на черный день, – гордо вскинул голову Батя, доставая из другой воронки еще один куб размером поменьше. – Вот теперь можно всерьез подумать о собственном деле.

– Вот это и есть наш первоначальный капитал, – торжественно произнес он вечером и, разрезав изоляцию, небрежно вытряхнул из жестяной чайной банки на кухонный стол масляно-желтую россыпь безликих обручальных колец. Во второй банке оказались золотые часы, несколько массивных браслетов, увесистая пачка абсолютно бесполезных чеков «Внешпосылторга» вперемешку с сотенными советскими купюрами, и тощая стопочка долларов и дойчмарок, завернутая в несколько целлофановых пакетов.

– Не обольщайтесь, – сухо предупредил Батя, уловив возбужденные взгляды женщин. – На самом деле, это не бог весть какие деньги и распорядиться ими нужно очень разумно.

Он снова засел за телефон, и через пару месяцев четыре килограмма золотых обручальных колец превратились в небольшую парикмахерскую на Бульварном кольце. Дмитрий и Олег Батыревы стали учредителями ООО «Нимфа», а Екатерина Петровна и Светлана – генеральным директором и главбухом. Несмотря на внешне разительные перемены в социальном статусе, внутри семьи по-прежнему царил режим жесткой экономии. Единственным личным приобретением Бати была пятидверная «Нива», на которой он привозил в салон расходные материалы и изредка ездил на крошечный садовый участок за сто тридцать километров от города. Но в год, когда семейное предприятие, наконец, твердо встало на ноги и из заурядной парикмахерской разрослось до четырёх люксовых косметических салонов, а Дмитрий Батырев торжественно объявил, что с эпохой экономного аскетизма покончено навсегда, совершенно неожиданно от острого лейкоза умерла Катя.

Скоропостижная смерть жены сильно изменила жизнелюбивый характер Бати. Он замкнулся, перестал интересоваться бизнесом и, практически отойдя от дел, большую часть времени стал проводить на далеком садовом участке, перемежая бессистемное копание в грядках с бессмысленными недельными запоями. Единственным, что возвращало Батю к жизни и вновь делало душой компании, был субботний преферанс с несколькими лагерными друзьями, но и на эти нечастые ночные посиделки он в последнее время являлся через раз. Олег сначала пытался как-то растормошить отца, вытащить его из состояния мрачной мизантропии, но Батырев-старший только мрачно отшучивался, говоря, что его взаимный роман с жизнью окончен, и все глубже уходил в себя. В конце концов, Олег решил, что время лучший лекарь, и стал терпеливо ждать, когда же оно поможет Бате пережить невосполнимую утрату. И вот теперь, когда в размеренной и спокойной жизни Олега неожиданно назрели какие-то серьезные, возможно крайне неприятные перемены, Батя ушел в лес и не вернулся. А вдруг это самоубийство? Отец как-то говорил, что хотел бы не умереть, а бесследно исчезнуть, чтобы не доставлять никому лишних хлопот. Олег провел ладонью по лбу и с силой надавил пальцами на виски, отгоняя вздорную мысль.

В желтой деревянной коробочке с растрескавшейся лаковой крышкой компаса не было – значит, Батя действительно ушел в дальний лес. Не было ни старой армейской фляжки, ни цветастого китайского термоса. Олег достал из холодильника две бутылки минералки, нарезал десяток бутербродов с колбасой и сыром, положил еду в небольшую дорожную сумку и, походив в раздумье по веранде, добавил туда большой кухонный нож, аккумуляторный фонарик, зимнюю тельняшку и тёплый самовязанный свитер. Когда он вышел на крыльцо, в кармане его плотной брезентовой штормовки беспокойно затрепыхался мобильный телефон.

– Привет! Ну как там твой Батя? – раздался в трубке веселый голос Светланы.

– Никак, – угрюмо ответил Олег.

– Что значит никак?

– То и значит никак. Ещё в воскресенье ушел в дальний лес за грибами и с тех пор назад не вернулся.

– Он что совсем плохой был? Какие грибы в октябре месяце?

– Откуда я знаю? – раздраженно буркнул Олег. – Михалыч говорит, что с утра Батя был трезвый. Собирался поискать опят в дальнем лесу, а вечером вернуться в Москву.

– А ты в полицию сообщил?

– Сообщил, – Олег досадливо сплюнул себе под ноги. – Только время потерял. Подавать заявление, оказывается, нужно только по месту прописки.

– И что ты теперь будешь делать?

– Сейчас сам быстренько пробегусь вокруг поселка хотя бы по ближнему лесу, а к вечеру вернусь домой.