Виктор Самуйлов - Нет предела

Блок… Жгуче защемило где-то глубоко внутри, сгреб на груди рубашку, вместе с кожей прихватил, больно, даже не заметил. Замотал головой, застонал. Не думалось, что так трудно будет менять, пусть никчемную, пустую, но ставшую такой привычной, эту жизнь. Часть какую-то, часть… А как легко получалось в пару со стаканом водки, в одинокие вечера отправляться к черту на куличики.

Вот и намечтал… Мой дом, моя крепость, – все беды, невзгоды нес сюда. Больной, униженный, избитый в любом состоянии стремился под эти стены… Захлопнул за собой дверь, и все: можно упасть, перевести дух. Олег любил свою квартиру, как живое существо любил, как отца, уверенного, сильного, которого чуть помнил, и которого ему так не хватало в детстве. Он не бежал со своими болями, переживаниями к матери: терпел, мучился, уходил на речку, часами сидел на берегу, вглядываясь в мрачную глубину. А теперь вот эти стены. Все нес сюда: унижения, растерянность, стыд. Отлежится, отболит, передумается, перетрется, и, как говориться, с Богом, вперед.

Из-под балкона кто-то его позвал. Перегнулся через перила: соседка с нижнего этажа, Света.

– Ты что там пыхтишь? Гостей проводил? Что за праздник?

– Добрый день, Светочка! Может, зайдешь на минуточку? Дело у меня к тебе небольшое.

– Ладно, загляну. Дочку уложу и забегу.

В некоторой обиде Олег на Свету. Красивая, молодая, одинокая женщина, живет с дочкой. Больше ничего о ней Сарин не знает. Если не брать в расчет, что относится к нему с сожалеющей покровительностью. Считает его неплохим мужиком, но для жизни никчемным человеком. А лучшего отношения и ждать нечего. Раза два пугал соседку Олег, и обязательно ночью это случалось. Замок у него английский: дверь захлопнул и все. Через балкон Светкин лезть приходилось. Выговаривала та ему, Сарин отмалчивался: обидно, а что сделаешь. Не всегда таким был.

С Дальнего Востока началось: сбежала от него Ольга. Сарин в госпиталь попал, жена забрала сынишку – и к маме. Приглянулся молодой техник, загуляла разлюбезная, и тю-тю. Турнули Олега из армии, с полгода по миру поболтался, к семье решил податься. Считал, что он – сторона пострадавшая, униженная: вроде, простил любимой – все будет хорошо. Ан нет, по-другому считала Ольга. Понесло его милую по гуляньям, не остановить. Техника побоку, мужа по-другому. Так и расстались с драками, скандалами, с милицией.

Ну, а с соседкой подлое недоразумение произошло. Света думает, что Олег ей банки на балконе побил. Ох, как она возмущалась тогда, грозилась участковому сообщить. Сарин застыл, окаменел, в ушах звон, кровь от лица в сердце острыми, больными толчками. Казалось, разорвется на куски от обиды и унижения. Не разлетелось. Только и спросил у Светы: «Когда банки я тебе разбил?» – невидяще отвернулся.

Заскочил он тогда домой в неурочное время, без предупреждения. Долго не открывала Ольга, наконец, щелкнул замок, лицо – белее мела, в полуобморочном состоянии, особенно, как на балкон вышел. Вот так, оказывается все было. И покатился снежный ком – разлад в их семье, беспорядочно и безобразно.

Обиделся на свету Олег. А та, признав ошибку, кокетничает потихоньку. Только сосед сумрачен, глаза опустит, и стороной. Да не обида это, самолюбие мужское, униженное, голову к земле гнет. Видится Сарину теперь во всяком взгляде насмешка и презрение. Мол, что, мужик? – гуляет твоя баба? Пьешь, вот и гуляет! А может, и пью потому, что она подлая. И люблю ее, такую, не смотря ни на что.

Олег осмотрел комнату – непорядок. Чтоб не вызывать лишних вопросов, форму убрал в шкаф. Чемодан и вещмешок забросил на антресоли. Немного нервничал: мальчишка, тепла ему, видишь ли, захотелось, ласки, слов добрых, рук женских, нежных. А все же устал от одиночества, неустроенности, от мужских, жестких компаний. Отношения грубые, иногда злые. На себя злые: за безденежье, за нищету, за невозможность чувствовать себя мужиками в этом мире.

В дверь позвонили. Светлана – стремительная, черноокая хохлушка, робко осмотрелась.

– Ты один?

– Конечно, заходи.

– Никого не оставил?

– А… вот ты о чем?

Это бывшие сослуживцы на проводы зашли: уезжаю. С женщинами принципиально не вожусь. Проходи, присаживайся.

– До сегодняшнего вечера, да? Ого! Какой стол! И ветчина… а фруктов… виноград, арбуз. Все не тронуто. Ждал своих, наверное? – Света внимательно, понимающе посмотрела на Сарина.

Олег, чуть подумав, ответил:

– Они ведь не знают, что я уезжаю. Жди, не жди: не приглашал… Не догадались, сердце не подсказало. Да… вот так, не нужен я им…

– Ты меня для чего пригласил? В пазуху плакаться?

– Ну, что ты! Дело есть.

Она села на стул, к окну, оценивающе окинула взглядом Олега.

– Треба присмотреть за таким гарным хлопцем? Не жених, мечта: и квартира, и друзья. А где форма? Я же видела, ты по улице в ней ходил. Опять в армии?

– Это я так, для баловства. А если серьезно, без шуток, пару лет подождешь, вот тебе и жених.

– Ой, как долго, я старая буду.

Олег засмеялся.

– Ну, как хочешь. Не найдешь никого, мои слова не забудь.

– Запомню, – лукаво стрельнула глазками. – За что пьем? Куда собрался?

– На Север завербовался.

– Ну, и дурак! – женщина замахала руками. – Ой, какой крепкий. Коньяк? Чей? Иностранный, наверное?

Сарин улыбнулся:

– Лучше нашего, армянского, нет.

– Ну да, тебе видней. А все ж зачем едешь?

– Для чего на Север едут? Денег заработать. Жизнь посмотреть.

– Гроши и тут можно зробить, и жизнь всю не охватишь. Другим оставь, тебе чи мало? – Светлана, вытирая полотенцем яркие сочные губы, плотно подвинулась к Олегу, заглянула в глаза, – Ты извини за тот случай. Люди вы новые. Мужик пьет, баба, естественно, гуляет.

Сарин сердито насупился:

– Как удобно: все на нас.

– А что? Совсем, совсем, прям, пай – мальчик?

– Ну, не совсем…

– Если не совсем, нечего оправдываться. Давай в постелю, ты ж на этот разговор приглашал?

Сарин ошалело уставился на женщину.

– Ну, что вытаращился! Где спальня, хватит закусывать!

Что за напасть, думал Олег, появись ты дня на три-четыре раньше, и пропади все пропадом.

Несколько раз за ночь Света бегала к себе: проверяла дочурку. Уже с рассветом, хищно-бесстыже потянулась, изогнувшись сильным, смуглым телом, выставив упругие, мячиками с розовыми сосками, груди, проговорила:

– Эх, и дура я! Какой мужик под боком прел! Отмыть, приодеть, подкормить… оставайся, Олеженька, на кой тебе этот Север.

Сарин опустил глаза.

– Поздно уже, немного б раньше.

– Ну что, «поздно»… Отдай подъемные или проездные, как их там. Если истратил, найду…

Светлана заегозила ногами, сбросила на пол одеяло, повернувшись, навалилась на Сарина. Жарко задышала в лицо.

– Приезжать будешь? Писать не забывай, письма люблю…