Виктор Самуйлов - Нет предела

– Тебя только и ждали!

– Галочка, в чем дело, что случилось? Полгода не виделись.

– После твоего «виденья», моего Ваську с работы чуть не поперли.

– Где же он сейчас, бедолага?

– В ночную, слава богу, отбыл, успел.

– Ну, тогда зови Верочку, друга в Афган провожаю.

Галина с интересом посмотрела на Олега.

– Ну, раз такое дело… зачем тебе Верочка? Кобель ты, Генка, хоть и шишка большая. Чего женщине голову крутишь? Отстань от нее, дай жизнь устроить.

– Ладно, ладно, завела, иди.

Сарин наблюдал за перепалкой. Чувствовалось: есть между сестрой и братом не только внешнее сходство. На Олега пахнуло домашним милым уютом, защипало в глазах.

Пришла Вера – полненькая хохотушка, потом еще постучали, еще: и через час комната не вмещала всех желающих выпить с отбывающим. Напутствия, пьяные речи, сигаретный дым, гитара, – все перемешалось в дикой какофонии. Сарин закручинился. Как ни приятно ему было, что искренне, по-человечески его провожают, а в душе боль: чужие люди его напутствуют в дорогу, чужие люди здоровья желают. Болотков подсел к нему, обнял за плечи.

– Извини, капитан, хотел праздник устроить. Ну, расслабься, что поделаешь? Жизнь такая проклятущая.

– Не извиняйся: тяжело мне – это да. Ну, а одному как? Верно все: мог бы и к своим с тоски ринуться.

Олег внимательно посмотрел Генке в глаза, тот свои не отвел.

– Верно понял, и это тоже… Ну, лады, меняем кабинет, пришло время по-тихому отдохнуть.

– Навряд ли получится, и сколько их можно менять, эти кабинеты. Тут на целую неделю работы.

– Успокойся, главную заповедь пьянки не забывай: больше пьешь, больше закусываешь.

Олег и без Генки знал святое правило застолий. Но в какой-то момент почувствовал, что еще чуть-чуть, и безобразно упадет под стол. Ринулся к Болоткову, тот отмахнулся.

– Галя, присмотри за капитаном.

Последнее, что помнил Сарин, это как поили чем-то сильно шибающим в нос. Вяло отметил: «нашатырь – уже не поможет». И темнота, провал, очнулся от крепких шлепков по щекам. Затем его схватили под мышки сильные руки, жестко куда-то потащили. Голова болела, тошнило, успел заметить во дворе газик Болоткова. Его поволокли мимо, к колонке в глубине двора, там слышался шум воды, приглушенные стоны, ругань, кто-то над Сариным пробасил:

– Хватит, товарищ подполковник, простудитесь. Капитана в порядок привести пора.

Олег и охнуть не успел, как его сунули под тугую ледяную струю. Сил сопротивляться не было: терпел.

– Ну, как?

– Хорош, дай дохнуть! – обессилено опустился на крылечко.

– Товарищ подполковник, ну разве так можно? Ваша все училище на ноги поставила.

– А… пошла она!

– Она то пошла, а я всю ночь вас искал.

– Ну и что ж не нашел?

– Со мной ездила.

– Да!.. Молодец, Гринев! На дембель первым поедешь.

– Она говорит, последним отправит.

– Хватит! Я пока начальник штаба! Эй, Са… Максимов, ты как?

– Ой, не могу, кишки вывернуло.

– Ничего, посиди, подыши. А и славно же мы гульнули! Давай так сделаем: сейчас мы тебя завезем домой. Учти, опохмелка за военкомом! Сам напросился… Подъедем после обеда. Не шастай, отлежись – времени мало.

– Где бродить? Ждать буду.

– Ну, добро, садись в машину. Погнали, Гринев.

Олег вышел из машины, постоял у подъезда, провожая взглядом отъезжающий газик. Осмотрелся. Восходящее солнце пламенеющим, золотистым заревом прихватывало верхушки сосен. Дом до нижних этажей весь в розовом цвете. Запахло свежей хвоей, терпкая, острая горечь. С Волги тянуло прохладой, запахами разлагающихся водорослей. «Цветет водичка, – подумал Сарин, – вроде, рановато. На рыбалку так и не сходил». Несколько раз тяжело вздохнул, поднялся к себе в квартиру.

Открыл балконную дверь, разделся, встал под душ. Минут двадцать стоял, попеременно включая то горячую, то холодную воду. Вышел на балкон, крепко растерся полотенцем, подставил тело чуткому, ласковому утреннему солнышку. Как в парном молоке: и не жарко, и не прохладно, – грань, после которой начнет припекать. Полежал немного на диване. Спать не хотелось. Пустой желудок сердито заурчал, требуя завтрака. Хмель почти не ощущался, так, некоторая слабость. Не с чего болеть: пили коньяк, закуска, вроде, неплохая, а уж спал, как в обмороке – расслабуха. Олег заглянул в холодильник: бутылка вермута в гордом одиночестве. Тебя тут не хватало. Поморщился, повздыхал. Налил полстакана, выпил. Нашарил в ящике стола корочку, похрустел: есть все равно хочется. Выудил из под пустых полиэтиленовых пакетов два брикета горохового супа, поставил воду. Присел на табуретку у стола.

– Со мной ли это все происходит. Что я делаю? Может, отказаться?.. Нет и нет! Поздно, поздно! Встал, прошелся по квартире. Чистенько, пристойно. Чего не хватает? Женского голоса, детского смеха. Ну, забронировал, а дальше как? Ага! Паспорт где? Вот. Положим подальше. Пригодится. За квартиру, вроде платить надо? Или, Генка сказал, что с этим вопросом проблем не будет? Не забыть спросить. Все же сходил в сберкассу, заплатил за полгода. Помчался домой, суп на плитке, плита газовая. Открывая дверь, поводил носом, черт, забыл включить. Аппетит пропал. Решил вздремнуть до Генки. Уснул неожиданно быстро. Спал крепко, пронзительные звонки с трудом вывели его из кошмарного забытья. Открыл глаза: белый потолок, знакомые обои. Фу, черт! Приснится же такое. С минуту лежал, вслушиваясь в нетерпеливые, нахальные трели звонка. Испугано подскочил, крикнул: «Иду!» – открыл дверь.

– Ну, ты что! Ну, вояка, так спать! Хоть из пушки пали, весь этаж взбаламутили, – возмущался Болотков. Первым, отодвинув животом Сарина, прошел военком, за ним, с узлами, громила Гринев, шофер Генки. Последним, с пакетами и кульками Болотков.

– Ну? Живой? – осмотревшись, спросил Генка.

– Жив – здоров, чушь какая-то приснилась.

– Это по молодости лет бывает, – усмехнулся военком.

– Да-да, сейчас мы выпьем, и за кошмары, и за то, что молоды, и за то, что там еще кой-чего крутится, – Генка покрутил пальцем у виска. Потом погрозил военкому, – а если там перестанет крутиться – вертеться, то и выпить не за что будет… а может и некому!

Болотков был под хмельком: весел и бесшабашен. Полковник, наоборот, суров и торжественен. Слова Генкины ему не понравились, нахмурился.

– Бросай тут, – кивнул шоферу на середину комнаты. – Часика через четыре подъедешь.

– Может, помогу? – с сомнением оглядывая офицеров, спросил Гринев.

– Иди, иди, сами управимся.

– Ну, ладно, – качнув головой, шофер скрылся за дверью.

– Распустил ты его, Болотков.

– Ничего подобного, а вот от помощи зря отказались, он бы за десять минут управился.

Андрей Яковлевич сердито посмотрел на Генку: