Николай Серый - Каникулы в барском особняке. Роман

– И что он рассказал о себе? – спросила Алла.

– Его жизнь не была триумфальной. Окончил деревенскую школу, играл в самодеятельном театре. И поступил в театральный институт, преодолев огромный конкурс. Прочили ему будущее великого артиста-трагика. Выгнали за прогулы и драки. В армии совершал рейды по тылам врага. Убивал и калечил. И был настолько успешен, что приняли его в военное училище, и стал он офицером. Очередная война. Жениться он не успел… Во время отпуска проигрался до нитки в казино. И продал зенитные ракетные комплексы. И вышвырнули его из армии. И благодарен он Богу, что чудом избежал трибунала… В театре играл за мизерное жалованье. И трагедии он сочинял с рифмами. И незаконно торговал спиртным, и купил себе квартиру. И нагрёб на себя беды. В долг он загрузил четыре фуры водки для продажи её на морском побережье. Конфисковали его колымаги с водкой в Адыгее. А долг на нём висеть остался. Продал квартиру, но выручки за неё не хватило сквитаться. У него оказались кровные враги с кавказской войны, они и водку ему в долг всучили. В финале его искромсают на левом берегу Дона. И любые финты бесполезны. Теперь он бездомная финтифлюшка судьбы. Обитает в шалаше при бахче. Кредиторы знают, где его искать. А сюда пришёл он посмотреть на возможное место своей лютой казни. Постоянно кредиторы убивают должника именно здесь, чтобы не везти его далеко и долго в багажнике. Именно здесь, на этом месте, возле пивной они убивают… Об этом писали в газетах с публикацией фотографий этого места… Таков преступный подчерк заимодавцев. Утром приходят сюда бродяги опохмелиться, а здесь бригада милиционеров шурует над новым изувеченным трупом. И опять в городе кишат кошмарные слухи, а должники аккуратнее платят ростовщикам… Кузьму должны были убить именно здесь… И он пришёл глянуть на это место… Срок уплаты его долга истекал в ближайшую полночь…

Она поперхнулась и вскрикнула:

– Кошмар!

Он увлечённо повествовал:

– Я вообразил себя в его положении, на его месте. Ну, вот я знаю, что приволокут меня нынче ночью к этой пивной, где я сейчас погожим осенним днём кушаю балык и раков после чарок водки. И, хлебая пиво, я прикидываю, как из меня будут вырезать ошмётки мяса…

Она, спросив, перебила его:

– А разве он не пытался скрыться?

– Я поинтересовался этим. И он ответил, что обложен кредиторами, как волк красными флажками. И стрелки-охотники на номерах. И он указал мизинцем на их красный автомобиль поодаль… И к чему длить его бесплодную жизнь?.. ведь она – мусор, сумятица, дребедень… А я решил, что я, вызволив его, обрету вернейшего слугу. Ведь ему некуда деваться, кроме моего дома…

Она подумала:

«Опасно, если деваться некуда!.. Теперь Кузьма пытается превратить дом, где ему дали приют и пищу, в свой собственный дом… Причалил в нашу гавань и хочет её присвоить… И стал для меня загвоздкой…»

Чирков говорил:

– Охватил меня азарт, захотелось рискнуть, и я предложил Кузьме план спасенья. И Кузьма, профессиональный военный, слегка скорректировал план, а затем любезно расплатился с буфетчицей. Он ушёл в город, где сумел оторваться и скрыться от шайки жуликов. Я забрал его в свою машину в условленной точке возле северного моста. Доставил сюда и справился приватно об его истории: она оказалась достоверной. Я уладил его дело, заплатив долги; оказались они плёвыми по моим меркам и масштабам. Разумеется, в этом случае я заботился о собственной безопасности: Кузьма не должен притягивать ко мне своих врагов, как магнит и живая мишень. Кузьма потребуется мне в процессе акции. Мой слуга ещё не знает, что я решил его проблемы. Себя он считает подпольщиком, нелегалом… живёт тихой сапой…

Алла медленно встала с дивана и, подойдя к окну, спросила:

– Могу ли я подробней узнать о вашей акции?

Он призадумался; она терпеливо ждала… Он ничего не ответил бы ей, если бы не надеялся, что она запишет его речь на бумаге. Ведь Алла уже записала на бумаге пару его устных рассказов, и получилось это удачно. А если он сделает Аллу своим летописцем и биографом? Ведь Конфуций, Сократ и Эпиктет сами ничего не писали, они поучали устно. Но их воззрения и мысли записали ученики. Так пусть теперь и Алла превращает его устные суждения в книги, ведь есть у неё литературный дар…

Но разве ему не опасно рассказывать ей о своих тайных планах? Ведь женщины болтливы и взбалмошны!.. Но уместен вопрос, что важнее в жизни: свершить великие деянья или полностью раскрыть свой духовный мир? После телесной смерти душа остаётся в деяниях и словах. Но души не останется, если деяния и духовный мир не описаны словами…

Он не способен написать ни стихи, ни прозу… А любопытно: почему?.. Ведь он хорошо образован и красноречив… Но в его интеллекте есть некий крен, не позволяющий писать на бумаге. А если эта кара Божья?.. Но за какой именно грех?..

И вспомнилась ему психиатрическая клиника, где он служил до распада Империи. Припомнил он искажённые ужасом лица перед инъекциями парализующих препаратов. По узким и длинным коридорам ражие санитары тащили пациентов на жестокие процедуры. А ведь клиенты клиники не были зачастую сумасшедшими, но велел их считать безумцами властный режим Империи…

Чиркова не мучила совесть, и себя он считал солдатом на фронтах психиатрии. Он, не колеблясь, ставил на человеческом материале фундаментальные эксперименты; он окунал разум людей в безумие, из которого уже нельзя вынырнуть. И в омутах сумасшествия лобзали ему руки, как божку… Он научился вызывать массовый психоз, доводить толпы до истерики. И скромники после его внушений бесновались в сексуальной оргии. И научился он вызывать религиозный фанатизм…

Удобно ему с религиозными фанатиками. Они покорны и верны своему кумиру, и много для него зарабатывают денег. Копошатся на плантациях, как каторжные. Нищенствуют на улицах и базарах. И готовы на смерть ради своего идола. Иных обучили пулевой стрельбе и рукопашному бою, и теперь не сыскать более надёжных телохранителей; богачи охотно их берут в аренду…

Он был очень проницательным физиономистом и умел быстро постигать сущность каждого человека. Он научился программировать людей на изнурительный труд, на отвращение к пище и сну, на воровство и насилие. Его внушенья побуждали сигать с балконов высотных домов…

Но он понимал, что нельзя охмурять всех вокруг себя, ибо нужны ему слуги со здравым умом для администрации его секты…

Неужели Всевышний лишил его дара писать книги, чтобы не мог он распространять эти свои опасные знания?..

А если так, то будь проклят Всевышний, обрёкший его на неумение писать книги! Как страшно томят и мучат мысли, которые нельзя излить на бумаге!.. Вот и сегодня он зря бумагу марал, корпя над записью недавней проповеди!..