Яков Капустин - Совесть – имя собственное

Так продолжалось довольно долго, когда неожиданно Михаила Борисовича Дальского пригласили в отдел кадров, где вежливый и симпатичный мужчина в сером костюме и полосатом галстуке предложил ему книгу добровольно сдать органам и прекратить заниматься антисоветской пропагандой и агитацией.

Но, с детства приученный школой и родителями говорить только правду, Михаил Борисович стал переубеждать вежливого чекиста, приводя примеры и выводы, которые напрашивались сами собой, после первых страниц его книги.

Тот слушал очень внимательно и сочувственно, дополняя своё сочувствие разными правильными комментариями. Самые интересные фразы он даже записывал.

Окрылённый таким пониманием и участием, Дальский закончил свои комментарии довольно убедительными обобщениями, чем окончательно привлёк симпатичного сотрудника на свою сторону.

Михаил Борисович был счастлив оттого, что сейчас другие времена и можно говорить всё, что угодно без страхов и опасений. И даже люди из органов стали думающими и понимающими. Не то, что при Сталине.

Он даже пообещал поставить своего нового знакомого на очередь, чтобы и тот приобщился к разнообразию русской кухни, имеющей такие долгие и славные традиции.

…В итоге книга была приобщена к уголовному делу об антисоветской пропаганде и агитации, и удивлённому Михаилу Борисовичу дали два года колонии общего режима без конфискации имущества.

Срок, совершенно детский, по прежним временам. Времена, конечно же, были совсем другие.

И это не могло не радовать.

Слово террорист в Советском союзе ассоциировалось только с капиталистическим Западом.

У нас, в стране такого явления не могло быть по определению, потому что советскому человеку не может прийти в голову выступать против родной власти и трудящихся, да ещё и с оружием в руках.

А уж о пропаганде войны у нас никто и подумать не мог.

Потому что даже самый последний пьяница знал о миролюбии нашей страны.

Поэтому, когда Сергей Иванович Большаков говорил, что сидит он за терроризм и пропаганду войны, урки покатывались со смеху, глядя на его унылую физиономию и манеры затюканного интеллигента.

И, тем не менее, этот маленький и боязливый от природы человечек получил пять лет за терроризм и пропаганду войны, а его такой же несчастный подельник три.

А всё началось с того, что Большакова бросила жена, потому что жить с ним было скучно и бедно. Прежде непьющий Сергей Иванович начал снимать тоску и бессонницу водкой, а потом ушёл в глубокий запой всерьёз и надолго.

За длительные прогулы его уволили из стройконторы, где он работал бухгалтером.

А поскольку деньги в его скудном бюджете кончились довольно быстро, то каждое утро у него начиналось с поиска возможности опохмелиться.

В тот злополучный день Сергей Иванович с трудом побрился, надел свой последний костюм и повязал мятый галстук в робкой

надежде на то, что под его приличный вид кто-нибудь из сердобольных знакомых даст ему взаймы рубль.

Ноги сами привели его к магазину, где он встретил своего приятеля по выпивке Гришу Василенко. По Гришиному лицу он понял, что тот тоже пытается безуспешно решить аналогичную проблему.

Они ничего не говорили друг другу, потому что понятно было всё без слов.

Никто из знакомых за полчаса к магазину не подошёл.

Первым не выдержал Гриша:

– Пойдём к моей Вальке, я ей позавчера отдал пятёрку, что ж у неё хватит совести не занять мне рубль.

И они пошли проходными дворами к бывшей Гришиной жене, жалуясь друг другу на бессердечие человечества.

В одном из дворов сотрудники какого-то учреждения выносили макулатуру, ломаную мебель и всякую рухлядь.

Проходя мимо кучи использованного ватмана, Сергей Иванович прихватил один из рулонов. Гриша из другой кучи взял штатив с теодолитом без объектива.

Не сговариваясь, оба понимали, что трудящимся интеллигентным людям деньги в долг дадут скорее.

Перейдя с трудом железнодорожные пути и насыпь, они решили передохнуть и уселись на скамейке в конце длинной и пыльной улицы с одноэтажными частными домами.

Гриша поставил теодолит перед собой на треногу, а Сергей Иванович развернул лист ватмана. Уставившись в чертёж изумлёнными глазами, Большаков замер от неожиданности, а потом, чертыхнувшись, расхохотался.

В самом низу стандартного листа был нарисован крохотный домик, а от него до самого верхнего края тянулась огромная кирпичная труба. Остальная часть листа была совершенно пустой.

И только в нижнем правом углу была таблица с множеством исполнителей.

Выше таблицы до самой середины умещалось огромное количество печатей и штампов с согласованиями и утверждениями.

Такое обилие согласований и утверждений вызывало недоумение и оторопь.

– Это сколько же нужно народных денег, чтобы кормить всю эту ораву бездельников! – возмутился Гриша.

Сам он никогда серьёзно не работал, но и на народные деньги особо не рассчитывал.

В это время к ним подошёл невысокий, лысый мужик, лет сорока, в пиджаке на голое тело.

– А что, правда, товарищи, тут водопровод будут прокладывать?

– Сносить вас всех будем к чёртовой матери! – неожиданно для самого себя зло сказал Гриша.

– Как сносить, а нас куда? – растерялся гражданин.

– Найдут куда. Кого на целину, а кого и подальше. А кто откажется, так вместе с домом взорвут ко всем чертям! Развели тут, понимаешь ли, частную собственность! Дойдёшь тут с вами к коммунизму!

Перепуганный мужик заглянул в чертёж.

– А тут что будет?

– А тут будет построено самое большое бомбоубежище в городе, на случай атомной войны с Америкой. А через эту трубу будут подавать воздух, чтобы люди не задохнулись, когда завалит.

– А скоро начнут?

– Вот расчёты закончим и начнём выселение – пояснил солидный Сергей Иванович – кто специалист, с тем особый разговор, а кто так себе, с теми по законам военного времени.

Вы что не слышали, что в любой момент атомная война с Америкой может случиться?

– Да, как не слышать. По радио каждый день говорят.

– Ну, вот!

Мужик испуганно и растеряно смотрел на вестников своей беды.

– Поспособствуйте мужики, чтоб мне с жильём помогли. У меня детей четверо и тёща больная. В долгу не останусь.

– Это само собой! Чего ж не помочь? Можно и помочь – неторопливо, и растягивая слова, сказал Гриша – у тебя выпить чего-нибудь есть, а то мы вчера начальство из Москвы встречали.

– ГЦас, щас мужики, я мигом! Меня Толик зовут! Я мигом! – и Толик побежал вдоль улицы.