Николь Галанина - Меня охраняют призраки. Часть 2

J. A. Estell: «Это так, Габриэль, но… честно говоря… я до сих пор не верю, что такое чудо могло произойти со мной, ведь я совсем его не заслужила».

Strange Disaster: «Брось! Ещё пара месяцев общения со мной, и ты будешь спрашивать у себя, за что тебе такое наказание!»

На душе у Габриэль установилось блаженное состояние, схожее с чудесной дрёмой, когда реальность, видимая сквозь полуприкрытые веки, искажается сонным воображением и принимает те формы, что ему угодны. Но дрёма не может длиться вечно, равно как и счастье никогда не задерживается надолго, и Габриэль пришлось убедиться в этом, когда снизу послышался каркающий голос миссис Дэвис, сдавленный годами и простудой, которую она умудрилась подхватить неделю назад, попав под неожиданно начавшийся сильный ливень по пути из магазина.

– Габриэль! Тебя к телефону!

– Да, бабушка, уже иду! – отозвалась Габриэль мрачным голосом и неохотно спустила ноги на пол с кровати.

Больше всего ей хотелось задать себе единственный вопрос: почему тот, кому она так потребовалась в разгар жаркого июльского дня, не позвонил ей на мобильник.

Миссис Дэвис стояла под лестницей с домашним телефоном в руках и поджидала, пока Габриэль, шумно хлопая задниками тапочек по каждой ступеньке, спустится вниз. У миссис Дэвис было очень мрачное лицо и сердитые глаза, а на лбу её тяжело лежали гневные морщины. Дрожащей (как Габриэль подозревала, не только от слабости) рукой миссис Дэвис протянула ей трубку и коротко сказала:

– Это Мелисса Эстелл.

Габриэль прижала трубку к уху, повернулась было, чтобы уйти, но колючий взгляд миссис Дэвис впился ей в спину, разъедая кожу, как концентрированная серная кислота, и Габриэль остановилась. Ей не требовалось слышать приказы, чтобы понять, чего желает бабушка – в последнее время та из властной женщины превратилась в тиранку, ссориться с которой было противопоказано из опасений надолго испортить себе жизнь. Поэтому Габриэль всего лишь поднялась на одну ступеньку выше по лестнице и опёрлась свободной от телефона рукой о перила. Эту руку тут же накрыла холодная ладонь миссис Дэвис, как будто та всерьёз собиралась удерживать Габриэль, не доверяя ей и думая, что та хочет сбежать.

– Алло! – прокричал голос Мелиссы сквозь динамики трубки.

– Да, Мелисса, это уже я, – сконфуженным голосом отозвалась Габриэль. Разговаривать под надзором бабушки было для неё тяжело. – У тебя голос взволнованный. Что-то случилось?

– Габриэль, ты мне необходима, как воздух! – громко кричала трубка, не подозревающая о присутствии миссис Дэвис, которая стояла, напряжённо вытянувшись, ловя каждое слово своим острым слухом.

– В чём-то… какие-то проблемы? – спросила Габриэль ненатуральным голосом. – Слушай, может быть, я приеду к тебе, и ты всё объяснишь у себя… – она зажмурилась от неприятного ощущения холода – ледяная ладонь миссис Дэвис глубже вдавила её пальцы в перила, и Габриэль сумела закончить свою фразу только через стиснутые зубы и с большим трудом: – …дома?

– Слишком долго, у меня мало времени! – продолжала орать трубка, которая, казалось, подпрыгивала от волнения у Габриэль в кулаке. – Я тебя просвещу вкратце, остальное доскажу, когда все соберутся. Послушай, в город вернулся кузен моего дяди! Бальтазар Эстелл, он вернулся! И с ним его сын, он наш ровесник; так вот, это не самое худшее…

Габриэль обречённо вздохнула. Миссис Дэвис торжествующе блестела глазами и даже не предпринимала никаких попыток скрыть того факта, что она злорадствует – на это, видимо, существовали некие причины, о которых Габри не знала и насчёт которых она думала, что лучше ей их и о них и не подозревать.

– Они не хотят приходить к нам в гости, – продолжала увлечённо болтать Мелисса, – но своему сыну разрешили встретиться со мной, потому что… они… объяснили это тем, что знать свою семью необходимо, даже если она немного не соответствует ожиданиям… – Мелисса неловко прокашлялась (Габриэль страдальчески поморщилась и пожелала, чтобы на этом трубка умолкла). – Так вот, он скоро придёт! Придёт знакомиться со мной! Да ещё и не один, а со своими родителями! Они немного подумали и решили, что его нельзя отпускать одного… Мне нужна моральная поддержка, срочно! Я боюсь, что они будут задирать нос и важничать… Я позвонила Линде и спросила об этом семьи, и она мне столько всего рассказали об этом женщине, жене дядиного кузена….я теперь боюсь её даже больше, чем боялась миссис Лондон перед тем, как с нею познакомилась.

– Мелисса! – почти провыла Габриэль сквозь крепко стиснутые зубы. – Мелисса, давай ты всё расскажешь, когда мы с Ооной приедем к тебе домой! Пожалуйста!

На линии долго висело интригующее молчание. Миссис Дэвис просверлила Габриэль убивающим взглядом, отчего Габриэль моментально сделалось нехорошо, затем она круто повернулась. Миссис Дэвис производила грозное и величественное впечатление, даже будучи такой хрупкой, высохшей, с накрученными на бигуди волосами и в старом халате, который висел на крючке двери в её комнате уже тогда, когда тётя Джинни ещё не родилась. Ледяная ладонь миссис Дэвис больше не вдавливала пальцы Габриэль в перила, но той не удавалось почувствовать желанное облегчение, пока миссис Дэвис стояла тут и, несомненно, с прежним вниманием следила, что будет дальше. Однако Мелисса наконец-то поняла все намёки и поторопилась распрощаться.

– Приезжай скорее! – твердила она, когда Габриэль уже начала отнимать трубку от уха. – Не трать много времени, это действительно очень важно!

Габриэль нажала на кнопку отбоя, и телефон смолк. Он был раскалён, словно его совсем недавно вынесли из-под прицельного обстрела солнца. Габриэль осторожно поставила телефон в ячейку на тумбочке, что притулилась возле лестницы, и скосила один глаз в сторону бабушки. Та успела переместиться в дверной проём, где она сейчас и стояла к Габриэль спиной в совершенной неподвижности. Габриэль осторожно перенесла ногу одной ступенью выше, и произведённый ею лёгкий стук мгновенно привёл миссис Дэвис в чувство. Та обернулась, как кошка, почуявшая мышь, выпрямилась и прокричала:

– Эмма! Эмма, немедленно иди сюда!

Миссис Хаэн имела ещё одну, помимо гипертрофированной любви к тарелкам и сервизам, слабость. Она любила сладко поспать, причём желательно – намного дольше, чем то полагалось здоровому взрослому человеку. Миссис Хаэн ложилась в кровать далеко не самой последней в доме, но именно её никогда не удавалось разбудить раньше десяти часов утра, если встать раньше указанного времени не требовалось ей самой; в таких случаях она заводила будильник, который, впрочем, мало ей помогал. Всей семье приходилось ходить по дому на цыпочках, пока она спала, поскольку невыспавшаяся миссис Хаэн становилась злой, нетерпимой и агрессивной. У неё всё валилось из рук, она не передвигалась, а практически ползала по дому, едва составляя себе труд выглядывать из-под полуопущенных век, и в конечном итоге всё равно засыпала, добирая упущенные часы, в кресле в гостиной, в своей комнате или наверху, где раньше жила тётя Джинни.