Константин Кропоткин - Счастье. Идеально. Любовный романс

Розовая цветочная кипень олеандра, такая красивая на вид, была убежищем тли – под каждым соцветием виднелись десятки, а то и сотни беловатых точек, вокруг которых сновали черные мелкие муравьи.

Когда Вера с Олегом вернулись, Рита уже приняла душ и в свежей чистой футболке сидела на террасе в безопасной тени акации.

– Прямо детектив, – Вера весело плюхнулась на стул рядом, – Приехали, а нас не пускают. У них там ворота с карточкой. И что делать? Мы отъехали за поворот и спрятались за кусты. Говорю же, детектив. Стали ждать. А сами не знаем даже, какая машина. Наверное, микроавтобус, только поди-пойми.

– Нет, – не микроавтобус, – Олег затащил в дом чемодан Веры и сел на стул рядом.

– Остановилась такая белая колымага. Мы выскочили, закричали, пуркуа бы не па , там парень молодой. Как он глаза на нас вытаращил, а? – Вера поглядела на Олега, тот весело кивнул. – И вот. Я спасена, – откинувшись на стуле, она сложила руки на груди, – Теперь можно жить. Я спасена!

– Ура, – сказала Рита, – Надевай же скорей свое красное платье и иди соблазнять крестьян.

– Да, кстати! – Вера хопнула себя по лбу и убежала в дом.

– Если там нет бриллиантов твоей бабки, я точно обижусь, – крикнула ей вслед Рита.

– Ха-ха, – с готовностью сказал Олег.

Вера вышла скоро. На ней был сарафан. Короткий и узкий, во вспышках зеленого и алого. Волосы, вдруг о них вспомнив, она причесала и скрутила на затылке в акккуратый узел, чем обнаружила и длинную гибкую шею и заострившиеся бугры голых плеч. И облегченно вздохнула Рита: Вера стала Верой, прежней, к которой привыкла, которую любила. Поддавшись внезапному порыву, Рита вскочила, обняла ее, прижалась к ней и поцеловала в место самое щекотное, между ухом и волосами.

– Что подумает муж, ты поосторжней, – хихикнула Вера.

– Он груш объелся, – сказала Рита, но отстранилась и села.

– Я не люблю груши, – сказал Олег.

– Я знаю, – сказала Рита, а Вера вскрикнула «балда», хлопнула себя по лбу и снова убежала в дом.

– Надо почаще чемоданы терять. Сколько потом счастья, – сказала Рита, – Прямо как на Новый год, – и Вера вышла с кучей пластиковых пакетов и вывалила их все на стол.

– Вот, – сказала она с торжеством, – Привезла.

– Что это? – спросила Рита.

– Хлеб.

– Хлеб?

– Черный хлеб. Ты же просила.

– Куда нам столько? – Рита посмотрела, там было пять буханок.

Пять.

– Я тебя русским языком спросила, чего привезти. Ты сказала, что тут нет черного хлеба.

Олег захохотал.

– Чего ты? – обиженно поглядела на него Вера.

– Зато есть белый, – сказала Рита, но смеяться не стала, потому что в жесте этом была вся Вера; она выполняет обещания.

Она последовательна даже в глупостях.

– И сала тут тоже нет, – сказал Олег, утирая лицо от воображаемых слез.

– Я не ем сала, – сказала Вера.

И вспомнив о еде, они поехали.

Они помчались, переговариваясь, смеясь и вопя: через одну деревню к другой, где должен быть рынок, он там и был, но уже сворачивал шатры и палатки, гремя алюминиевыми палками; торговцы распихивали свой скарб по микроавтобусам. У старухи, говорившей почему-то по-испански, они купили разноцветных помидоров, – только из-за цвета их и купили, там были не только красные помидоры, но и лимонно-желтые, и почти черные; картошки купили мелкой, на ходу решая, что же будут готовить сегодня вечером; наткнувшись на мясника, узнали смешное слово « мергез » – на том и порешили: салат помидорный, картошка, сосиски на гриле.

– Как прекрасно, как прекрасно думать только о еде, а больше ни о чем не думать, – Рита и впрямь была готова станцевать.

– А пить что мы будем? – спросил Олег.

– Вино, – сказала Рита.

– Которого у нас нет?

– Которое у нас будет. Ты сходишь за вином, а мы тебя подождем, – сказала Рита и пошла к металлическим столикам под навесом.

– И куда я схожу? – сказал ей вслед Олег.

– Куда-нибудь, я не знаю, – Рита села, и Вера села рядом, сумки с едой они поставили себе в ноги, на керамические плиты пола, а Олег ушел куда-то в сторону старого города, ближе к вершине холма и башенке церкви.

– Золотой он у тебя человек, – сказала Вера.

– Бери.

– Ты серьезно?

– Если надо держать, значит не мне принадлежало, – сказала Рита.

Недалеко от них сидели пожилые женщины в жестких кудрях и домашних на вид халатах. Они пили кофе из больших чашек, а к Вере с Ритой никто не шел. Только ветер мел, все усиливая длинное «у».

– Не понимаешь ты своего счастья, – сказала Вера.

– Почему? Понимаю, – сказала Рита, – Я очень хорошо его понимаю. И в том проблема, что слишком хорошо, а чтобы проблемы не было, надо сделать вид, что ее нет.

– Заведет себе любовницу, вот попрыгаешь.

– Любовница у нас я, ты забыла.

– Ты же с ним живешь, ездишь. Сопровождаешь его. Вон, Новая Зеландия. Как тебя вообще туда впустили, если ты ему даже не жена?

– Как-то впустили. Я не помню.

– А он тебя как называет?

– Где? – спросила Рита.

– Ну, с другими. Кто ты ему? Баба, которую он ебет или кто?

– Спутница жизни. Он так говорит.

– Но не жена.

– Так я и есть спутница. Кто ж еще? Я где только с ним ни таскалась. Проснешься и не знаешь, собирать чемодан или распаковывать.

– Почему? – неясный какой-то вопрос.

– Я сначала все время болела. То простуда, то отравлюсь чем-нибудь. Нехорошо. Он месяцами планирует поездку, и мне нельзя болеть, не имею права.

– А ты что?

– Ничего. Теперь уже меньше болею. И он меня не так уже мучает. Если далеко едем, то гостиницу необязательно теперь менять каждый день. Можно остановиться дня на три.

– А работает он когда, если все время ездит?

– Он говорит, что это вопрос планирования. Тайм-менеджмент, – так он говорит.

– Золотой человек, – повторила Вера.

Сильным порывом ветер швырнул в них сор и пыль, тетки с соседнего стола рассерженно ушли, укатив за собой большие черные сумки на колесиках.

– А еще француженки, – неодобрительно посмотрела на них Вера.

– Они свои «шанели» только по праздникам носят, – сказала со смешком Рита.

Из дверного проема высунула голову жещина с черными стрижеными волосами. Она обратилась к ним по-французски, и почему-то им обеим ясно стало, что на своем, будто полузашитом языке, продавщица сообщает, что заказывать следует внутри, у них тут самообслуживание. Рита улыбнулась, хотела ответить что-то, однако ж деловитая француженка все ж подошла и едва ли не сама предложила кофе с молоком и два бриоша – по сладкой булочке каждой. Их и взяли, мягких булочек, посыпанных сверху кристаллами сахара.

– А Олегу что? – спросила Вера.

– Вот придет, тогда и закажем, – сказала Рита, – Только он не придет. Вернее, придет, но нескоро, накупит всякого-разного и надо будет немедленно ехать, потому что где-то рядом старая церковь, или кладбище, или гора с видом, или площадь с золотыми рыбками, – Рита и ела, и пила, и говорила, и все одновременно, что ей совершенно не мешало, что совершенно ее не портило, – Ты знаешь, тут в каждой деревне фонтан, а в каждом фонтане – золотые рыбки. Иногда вот такие, – она показала, – Клянусь. Огромные, со щуку размером.