Василий Панченко - На лопате

Жизнь «карася» сложна, однако он, будучи «духом», научился вертеться и этим спасается. Следующий приказ через полгода. И-и-и, раз! Вчерашний «карась», чудесным образом, превращается в неторопливого «черпака». Черпак – норма, норма раздачи супа. Еще приказ и появляется на свет умудренный опытом и утомленный тяготами армейской службы «Дедушка Советской Армии». Звучит почти как «Маршал Советского Союза». Иной «дед» в казарме имеет власти больше, чем любой маршал. Кряхтя и покашливая «дедушка» поднимается на ступень выше, отныне он «Дембель». Дембель – демобилизация – Свобода. «Дембель духа не обидит, – гласит солдатская поговорка. Он не есть масло, наелся уже, отдавая его вечно голодным духам. Признак хорошего армейского тона. Хороший тон, впрочем, и в гражданском, и в военном мире не в чести. «Дембеля» не волнует происходящее вокруг. Он готовится к вступлению в гражданскую жизнь. Его удел – спать и ждать увольнения в запас.

Из всякого правила есть исключения, они тем и хороши. Можно числиться «духом», а существовать по категории «дембеля». В виде очень, очень редкого исключения из правил.

Войдя на территорию части, Куликов автоматически получил статус «духа». В вопле – «духи, вешайтесь» было мало обнадеживающего. «Духи» почувствовали перемену, в их группе воцарилось напряженное молчание. Собралась целая толпа солдат, посмотреть на новых сослуживцев, откуда-то со стороны донеслось: «Новых духов пригнали!». В целом – это было радостное событие, как ни странно. С приходом новых духов у всех ранее прибывших менялся статус. Духи становились карасями, караси – черпаками, черпаки – дедушками. Только «деды», не радовались, если их еще к декабрю не уволили, значит, жизнь не удалась, потому, что они уже по приказу министра обороны о призыве и увольнении автоматом становились «дембелями» и «пофиг им ветер» любых перемен.

Сопровождавший пополнение прапорщик нестрого прикрикнул на толпу:

– Разойдись! Что молодых не видели? – Потом, повернувшись к «духам», безразлично добавил. – Еще в казарме насмотритесь.

Духов, усадили в Ленинской комнате учебной роты. Портрет Ленина ласково улыбался со стены защитникам социалистического отечества. По стенам не занятым Лениным висели многочисленные военно-политические стенды.

Только уселись, как дверь распахнулась, вошел стройный младший сержант.

– Встать! К-когда старший п-по званию входит, – заорал он, слегка заикаясь от гнева. Каждое слово он произносил с явной угрозой в голосе. Такая скрытая угроза, не разбери-поймешь, чего бояться, проникает в каждую клетку организма, подавляя человека сильнее, чем кролика взгляд удава. К этой армейской манере говорить привыкнуть нужно.

– Садись! – немного успокоившись, младший сержант глубокомысленно сказал: – Да-а-а. два года. Рехнуться можно. Вешайтесь, духи, вешайтесь. – Последнее «вешайтесь» он произнес с некоторым сочувствием. – Кто в кроссовках?

– Я, – ответил один «дух».

– Головка от… магнитофона! Покажи! Какой размер?

– Сорок второй. – Пролепетал «дух».

– Нормально. Давай снимай. У вас все равно все отберут. Понял да!?

– А мне босиком ходить? – Попытался возразить «дух».

– Ху… сиком! Я дам тебе ботинки. Быстро! Снял!! Я сказал!

Зацепив кроссовки, юный грабитель младший сержант ненадолго удалился. Вернувшись, принес старые солдатские ботинки без шнурков.

– А чё без шнурков? – Спросил бывший владелец кроссовок.

– Еще повесишься, – ответил младший сержант, неожиданно мирно. – Тебе сейчас новые сапоги дадут, зачем тебе шнурки маймун?

Последнее слово – маймун – всем вновь прибывшим было незнакомо. Между прочим, маймун – это значит радостный, счастливый, добившийся блаженства, ну и обезьяна на многих тюркских языках. Направляясь к дверям, младший сержант заметил бордово-красный шарф на шее Куликова.

– Подари шарф, он наклонился к сидящему Куликову, разглядывая понравившуюся вещь.

– Нет, – ответил Куликов.

– Что?!! Ты об этом пожалеешь, – стальным тоном произнес младший сержант. На пороге он остановился, блеснул карими глазами и презрительно бросил, – «Душара!».

«Встать! Смирно!» – перепуганные «духи» вскочили с мест, в комнату вошли подполковник и за ним прапорщик, подавший команду.

– Ничего, ничего, они скоро научатся все правильно делать, – сказал подполковник, потирая руки. – Садитесь. Я командир части, где вам предстоит пройти службу, подполковник Линевич. В дальнейшем мы познакомимся с каждым из вас персонально. По ходу дела, так сказать. Военные строители – это очень важная службы для нашей Родины…

Линевич недолго рассказывал банальности о предстоящей службе, а потом спросил:

– Вопросы есть? Нет. Они еще не сориентировались, – улыбнулся подполковник, стоящему рядом прапорщику. – Хорошо. Судимые есть? Встаньте. – Двое из пятнадцати поднялись.

– За что судили?

– Машины угонял.

– Водители нам нужны. А ту за что?

– Кражи, – смущаясь, ответил паренек с детским лицом.

– Бывает, бывает, – потер руки подполковник. – Для вас служба начнется завтра. Сегодня переоденетесь, и милости просим к солдатскому новогоднему столу. Как говорится с корабля на бал.

Командир стройбата подполковник Линевич, все время потирал руки, как будто мерз, или чесались они у него.

– Встать! – гаркнул прапорщик, «духи» вздрогнули и с грохотом стульев встали. Машинально обернувшийся на крик и грохот Линевич, улыбнулся и, потирая руки, вышел.

Учебная рота была забита «духами, полторы сотни прибыли в течение месяца. «Духи» с которыми пришел Куликов были последними в этом году.

– Дневальный! Ко мне!! – рявкнул в коридоре прапорщик. Через несколько секунд появился солдатик с раскосыми глазками. Изображая стойку смирно, приставив правую руку к шапке, дневальный с жутким азиатским акцентом доложил, примерно так:

– Днывальны Мамедов, – и запнулся… прапорщик подсказал:

– По вашему приказанию прибыл.

Мамедов. Глядя в пол, по-прежнему отдавая честь, молча, кивнул.

– Позови сержанта Морбинчука. Знаешь Морбинчука?

Мамедов кивнул.

– Иди.

– Ест! – радостно вскинул голову Мамедов и побежал выполнять приказ.

Прапорщик построил «духов» в коридоре – «по ранжиру, по росту и жиру» – пошутил он. Первым стоял Куликов, за ним Хлебников, потом немцы. Ну и все остальные замыкал строй испуганный Чернов с подергивающейся головой от нервного потрясения. Вот и «ранжир». Чернов был не самого маленького роста, однако прапорщик поставил его последним. Прапорщицкая гордость не позволяла портить строй горе-солдатом.

Сержант Морбинчук на фоне длинного и тощего прапорщика казался былинным витязем двухметрового роста. На обтягивающем его богатырскую грудь мундирчике сверкнул пединститутский ромб. Куликов заметил ромб: