Александр Ольшанский - Рашен Баб. Три коротких романа

Добравшись до Стюрвищ, он пошёл не домой, а в школу. Он был почти уверен теперь в том, что в растерзанном виде Рита появилась домой после разговора с Анной Иоановной. Той сообщили, ну она и разошлась… Рита после разговора решила отсюда уехать, – иного объяснения исчезновения сестрёнки у него не было.

Анна Иоановна в одиночестве пила чай. Он наотрез отказался от угощения, не до чая ему, однако она настояла на своём.

– Вы опять обуглились, – вздохнула она. – Хотите несколько капель коньяку в чай? Очень рекомендую. У меня пониженное давление. Как поплывёт всё перед глазами, всё окутывают сумерки, – добавляю в чай коньяк. Помогает. Только не подумайте, что я пьяница. Мне бутылки на несколько месяцев хватает. А вам сейчас это просто необходимо. Несколько капель?

Валентин Иванович молча кивнул, – сопротивляться Анне Ивановне было бесполезно, да и, по правде говоря, он не возражал бы сейчас выпить и побольше, чем несколько капель. Она достала из шкафа бутылку, плеснула в чай глоток-полтора.

– Как теперь? – поинтересовалась.

– Ароматный, совсем другой…

– Вот видите, – она была довольна тем, что Валентину Ивановичу понравилось, а потом, тяжко вздохнув, спросила: – Вам всё в милиции рассказали?

Он молча кивнул.

– Валентин Иванович, дорогой, когда мне сообщил наш участковый о том, чем занимается Рита Даниловна, я тоже не поверила. Это было второго сентября, тогда мы с вами занимались печальными хлопотами. Как раз перед торжественной линейкой! Господи, как у меня тогда инфаркт не приключился! После занятий я попросила Риту Даниловну зайти ко мне. Трудный разговор был. В прошлом году у меня с нею разговор был несколько по другому поводу. Извините, что я посвящаю вас в бабьи заботы, но вам это пригодится в будущем. Так вот, стали все поговаривать, что Рита Даниловна спуталась с Петькой-афганцем – есть у нас такой местный проходимец, просто бандюга, сидел два раза, а всем говорит, что воевал в Афганистане. У него две дочери – Зоя и Зина Кирьяновы – близняшки из десятого класса. Тоже ведь стервы, таскаются с дачниками, «новыми русскими». И мать там такая же, склочница, скандалистка, сквозняк в подоле… Короче говоря, семейка та ещё. «Рита Даниловна, – говорю, – я не хочу, чтобы нашу учительницу прямо в школе таскали за волосы». Она ответила, что сама не знает, как от него отделаться. Ничего у неё с Петькой-афганцем не было, она и повода никакого не давала, просто он выдаёт желаемое за действительное, распространяет слухи.

А вот второго сентября разговор был тяжёлый. Хотела поговорить с нею как мать, спросила её: «Дочка, неужели это правда? Расскажи мне всё, как рассказала бы своей матери.» После этих слов она взбеленилась, я боялась, что она вообще выцарапает мне глаза. Я налила ей воды, – у неё зубы так стучали по стакану, что вспомнить страшно. Потом немного успокоилась, открыла душу. Никому и никогда не рассказывайте, Валентин Иванович, даже жене, то, что сейчас услышите! Заклинаю вас!

Анна Иоановна пригубила чай. Она и представить не могла, что для Риты Даниловны, оказалось, самым ненавистным словом было мать. Ей и семи лет не исполнилось, когда родительница, алкоголичка, охотница за удовольствиями, уложила её в постель к своему хахалю. Потом – другим мужикам, которые за это приносили ей выпивку. Так продолжалось больше года, пока эта стерва не повесилась. «Как же мне тогда было больно!» – воскликнула Рита Даниловна и заплакала навзрыд.

Анна Иоановна, рассказывая об исповеди Риты, всхлипнула, извинилась за свою слабость и предложила Валентину Ивановичу выпить просто по рюмке коньяку, без всякого чая. Он опять молча кивнул.

– Извините, Валентин Иванович, пожалуйста, меня ещё раз за то, что я так откровенно передаю бабьи разговоры. Я очень рассчитываю, что в будущем году вы замените меня. Поэтому и рассказываю всё вам без утайки, чтобы вы знали всё, как оно есть. Вам придётся работать с женским коллективом, а это, поверьте, ой как нелегко.

Так вот, когда Рита Даниловна немного успокоилась, она сказала, что всю жизнь боялась и ненавидела мужчин. В детдоме она, правда, полюбила, как дочь отца, вашего директора. Его нельзя было не полюбить, сказала она. Вы для неё – братишка, у вас все сестрёнки да братишки…

«Рита, теперь ты мстишь мужикам?» – спросила я.

«Нет, – ответила она. – Тогда бы я часто вспоминала детство, а мне и сейчас думать о нём жутко. Просто мне ходить было не в чем, сапоги в мастерской даже в починку не взяли – такие они старые и гнилые. Продала швейную машинку, купила новые. Зарплаты нет, как жить? Пыталась подрабатывать репетиторством – не получилось… Однажды я несколько дней ничего не ела, разве что чаю гайдаровского стакан в школе на большой перемене. Вот тогда я и вышла на большую дорогу, надеясь, что, может, кто-нибудь хоть покормит…»

«Почему вы не обратились ко мне? Оказали бы какую-нибудь помощь», – сказала я.

«А вы что, думали, что я должна святым духом питаться и одеваться? Почему же вы не спросили, как я живу?» – она опять взбеленилась.

Дальше разговор не получился. Но при этом я ей твердо сказала: Рита Даниловна, этот метод подработки несовместим со званием педагога. Вы работаете в деревне, здесь утаить ничего нельзя. Она сказала, что найдёт себе работу в другом месте. На том и договорились… А теперь я вот какую уж ночь подряд не сплю и молю Бога, чтобы с нею ничего не случилось…

Анна Иоановна со слезами на глазах истово осенила себя широким крестом, зашептала слова молитвы…

О судьбе Риты ещё ничего не было известно, как у них объявилась новая напасть. Тётка Аграфена, как выяснилось, много лет не платила за электричество, задолжала без малого миллион рублей. Пока она была жива, никто не посмел отключить свет у старой партизанки, боялись скандала. В феврале, видимо, Рита заплатила за несколько сот киловатт-часов, но надо было заплатить более, чем за восемь тысяч. Комиссия, которая проверяла показания электросчётчиков и правильность уплаты за свет, предупредила Лену: если в течение недели они не погасят задолженность, то их отключат от сети.

Валентину Ивановичу пришлось ехать в райцентр, но там и слышать не захотели о том, что они живут в Стюрвищах всего два месяца, что у них нет таких денег, что они погасят задолженность, но постепенно. Не смогла помочь разобраться с электриками и Анна Иоановна: школа тоже была по уши в долгах у райэнерго, директриса попросту побаивалась звонить туда, напоминать о себе лишний раз. Единственное, что она смогла, так это выписать ему опять триста тысяч рублей в качестве аванса, да и то при условии, чтобы ни одна живая душа об этом не пронюхала. Он тут же отнёс их в сберкассу, то есть в отделение Сбербанка по-нынешнему, оставалось ещё около семисот тысяч. Но где их раздобыть? Знакомых, которые одолжили бы такую сумму да ещё на неопределённый срок, у них не было. Подработок на дачах в связи с окончанием сезона совсем не стало. И тогда он предложил Лене продать телевизор.