Александр Ольшанский - Рашен Баб. Три коротких романа

Но она вела себя спокойно, уловку мужа разгадала – иронично усмехнулась в ответ, потом крепко сжала губы, позволила двум слезинкам скатиться по щекам.

– Не старайтесь, ребята, – произнесла она ровным, грустным голосом. – Я узнала об этом на второй день после рождения Алёши. Медсестра сказала. У неё родственники в Стюрвищах. Что же касается тебя, – она повернулась к мужу, взяла его для убедительности за руку, – то твою заботу я оценила. Только прошу впредь: не надо меня таким образом жалеть. Не скрывай ничего, как бы потом мне тяжело ни пришлось…

– Леночка, извини, мы все боялись за тебя, вдруг от стресса молоко пропадёт!

– Не пропало. Не надо больше, – она крепко сжала его руку. – Но ждала, когда ты скажешь. Ты молчал, и я молчала. Тоже мне, конспиратор…

– Да, братишка, тут мы дали маху, – замотал головой Сергей. – Самый могучий радиус действия у радиостанции ОБС – «одна баба сказала». Дружно снимаем шляпы, Валька!

– Я же сказала: хватит об этом.

Но окончательную точку в этом разговоре поставил Алёша. Он пискнул, завозился, потом заплакал, Прижимая ребёнка к груди, Лена приговаривала:

– Потерпи, мой маленький. Мы сейчас приедем. Потерпи, Алёшенька, чуть-чуть осталось. Мама тебя покормит, скоро покормит.

И он, казалось, прислушивался временами к её словам, прекращал плакать.

В октябре теплынь продолжалась, хотя по ночам уже подмораживало, трава покрывалась инеем. Валентин Иванович разрывался между школой и уборкой урожая на полях – там он зарабатывал на зиму картошку, капусту, свёклу, морковь. В школе его приняли неплохо, хотя с завучем Лилией Семёновной в первые же дни произошёл небольшой конфликт. Она так разбросала его уроки по расписанию, что он был занят в школе все шесть дней в неделю, как правило, с перерывами на два или три часа между уроками.

– Лилия Семёновна, я прошу вас изменить расписание моих уроков, как-то сгруппировать их, – сказал он.

Завуч – маленькая и низенькая злючка, видимо, только и ждала этого разговора. На носу у неё возникла даже сборочка морщинок – точь-в-точь как у собачонки в начале рычания.

– Валентин Иванович, вы ещё не директор школы, чтобы давать мне указания! – неожиданно выпалила она.

– О чём это вы, не понял?

– Вы знаете прекрасно, о чём. Вы молодой педагог, я полагала, что вам надо время для подготовки к каждому уроку.

– Я прошу вас под видом заботы не устанавливать для меня такие огромные окна. К тому же, когда и как готовиться к занятиям – это сугубо мои проблемы, а не ваши. Контролируйте качество подготовки – пожалуйста. Но мои разнесчастные часы вы размазали по всем дням недели с максимальными разрывами.

Он и сам не подозревал, что способен на такой отпор, не говоря уж о Лилии Семёновне, на которую это произвело довольно сильное впечатление. Затаилась она или решила наладить добрые отношения с ним, он не знал. Во всяком случае она сгруппировала его уроки, теперь у него по пятницам и субботам вообще никаких занятий в школе не было, то есть для приработка вышло три дня подряд.

В начале октября произошли отрадные события. Почти неожиданно он получил первую зарплату, между прочим, и за август тоже, – добрая душа Анна Иоановна простила ему отсутствие в школе и продолжала его опекать. А Рита, получив деньги за полгода, укатила в очередной раз к Гарику и вернулась, спустя несколько дней, с маленьким, но всё же цветным телевизором.

– В комиссионке охабачила, – объяснила она. – Это тебе, Лена, окошко в наш бездушный, жестокий и лживый мир. Иначе ты без радио и телевидения совсем очеловечишься, а ты должна поддерживать себя в зверской форме. А надо знать, как и что они врут.

Конечно, Лена была на седьмом небе от счастья. У них был лишь транзисторный приёмник, но она его уронила, после чего он, несмотря на старания Валентина Ивановича, молчал, как пленный партизан в плену у фашистов. И ещё была удача: Сергей сдержал слово, и какой-то дядька доставил им холодильник «Морозко» с очередной порцией подарков для Алёши.

После этих событий везенье оставило их и, как казалось Валентину Ивановичу, навсегда. Жизнь стала наносить удары за ударами, он пытался выдержать их, сделать всё, чтобы как можно меньше они сказывались на Лене и Алёше. Но силы были слишком неравными.

Что-то ужасное творилось с Ритой. Когда ещё стояла теплынь, она уехала в очередной раз к Гарику и не вернулась. Повезла в «рога и копыта» очередную партию «семейных» трусов, которые Лена едва выкраивала время строчить. Поэтому она попросила Риту взять работу на более продолжительный срок или, если не получится, пока отказаться от неё: Алёша оказался очень болезненным и беспокойным ребёнком, не давал ей покоя ни днём, ни ночью.

Накануне исчезновения сестрёнки Валентин Иванович стал свидетелем жутковатой сцены. Рита появилась очень поздно вечером, вся растерзанная, то ли пьяная до потери сознания, то ли просто безумная. Косметика была размазана по мокрому, заплаканному лицу, волосы распущены и всклокочены, дамская сумочка буквально волоклась по полу на длинном ремне. Рита медленно поднималась по лестнице, запрокидывала голову назад, которая у неё, как у цыплёнка, падала вперёд, упиралась подбородком в грудную клетку, а она её вновь запрокидывала и вполголоса, с какой-то не человеческой, а волчьей тоской звала:

– Ау, Мисюсь, где ты?! Ау, Мисюсь, где ты?!

Лена как раз кормила грудью Алёшу, а Валентина Ивановича сестрёнка поразила настолько, что он буквально остолбенел и, вместо того, чтобы помочь ей подняться, смотрел, наверное, с разинутым ртом, как она, словно привидение, шествует по лестнице. Как он потом жалел об этом! Надо было подойти, попытаться узнать, что с нею случилось, но подобная мысль даже не пришла ему в голову.

Покормив и уложив Алёшу в зыбку, Лена поднялась в мансарду, которую они почему-то дружно называли мезонином. И даже подшучивали, что Рита – девушка из «Дома с мезонином». Видимо, поэтому она и вспомнила концовку чеховского рассказа, но в каком контексте! Что-то произошло, но что именно, не удалось узнать и Лене, – она вскоре вернулась вниз и высказал предположение:

– Наверное, перебрала подруга. Не желает разговаривать… Утром Рита, осунувшаяся и угасшая, тоже молчала, не отвечая даже на прямые вопросы. Тогда Валентин Иванович использовал проверенный на деле детдомовский приём: стал как бы рассуждать вслух о ней в третьем лице. «Может, ей не ездить сегодня в райцентр? Или мне с ней поехать?» – советовался он с женой. И тут Рита откликнулась, отказалась от помощи, сказав, что она сама справится и, захватив сумкой с готовой работой, торопливо покинула дом.

Когда Рита пропустила первый рабочий день, это вызвало лишь неудовольствие Лилии Семёновны. После второго пропущенного рабочего дня Валентина Ивановича пригласила к себе Анна Ивановна. И опять он предстал перед директрисой в качестве недоумка: поехала к Гарику, а кто это такой, кто его видел или знает, где он живёт – здесь он ничего не смог прояснить. Не смог даже ничего ответить на вопрос о том, что, возможно, его жена, Елена Дмитриевна, что-нибудь о нём знает.