Александр Ольшанский - Рашен Баб. Три коротких романа

– Был ли Гарик, – неожиданно мрачно подвела итог бессмысленному разговору Анна Иоановна.

Дома Валентин Иванович принялся за расспросы Лены – оказалось, что и она знала не больше, чем он. Невозможно было представить: ближайшая подруга ей никогда и ничего не говорила о своём Гарике.

– Ты ничего не скрываешь, Лена?

– Нет, ничего.

– А если хорошо подумать? – спросил он, почувствовав неуверенность Лены в своём ответе.

– Сколько ещё можно думать? – вспылила Лена. – Я и так день и ночь о ней думаю! – и зарыдала.

Спустя неделю после исчезновения Лены из Стюрвищ Анна Иоановна попросила Валентина Ивановича найти чёткую её фотографию и ехать в райотдел милиции. В райцентре он разыскал «рога и копыта», там подтвердили, что на прошлой неделе Рита была у них, сдала работу, получила деньги, но новый заказ не взяла. Более того, оставила сумку, пообещав потом за ней зайти. Приёмщица не собачилась, как это обычно бывает, а уделила ему внимание и принесла синюю сумку с красными ручками. Валентин Иванович заглянул внутрь – там лежали шестьдесят тысяч, ровно столько, сколько должны были заплатить Лене. Валентин Иванович предъявил свой паспорт, написал приёмщице расписку и пошёл с сумкой и деньгами в милицию.

В райотделе капитан с тяжёлым, квадратным подбородком, который, как показалось Валентину Ивановичу, он где-то раньше видел, не выслушав его и до половины, дал лист бумаги, не попросил, а потребовал изложить всё на бумаге, при этом оставив место сверху. Посмотрим, мол, что это будет по форме – заявление или объяснение. Потом долго изучал написанное, шевеля губами, поднял глаза на автора и стал смотреть на него в упор. Валентину Ивановичу было здесь неприятно с первой минуты, а под тяжёлым взглядом стало совсем невмоготу.

– А почему у тебя глаза бегают? – спросил капитан.

– Потому что я не люблю, когда на меня так бесцеремонно пялятся.

– Ах, да, подавай вам церемонии. Так вот мы с тобой церемониться не будем, потому не будем, что ты написал абсолютное фуфло.

– Что это такое – фуфло? И почему вы мне тыкаете?

– А липа – ты знаешь, что это такое?

– Не вижу в этом знании никакого смысла.

– А я вижу. Не слепой. Знаешь, сколько через мои руки прошло таких, как ты?

– Представляю, – с иронией сказал Валентин Иванович. – План по раскрытию преступлений вы выполняете, наверно, процентов на триста. А что касается меня, то я прыгаю от радости, что встретился с таким опытным товарищем или господином. Всё, что относится к делу, я написал, остальное, как полагаю, ваша работа.

– Прошла целая неделя. Почему раньше не пришёл? Обдумывал?

– Что?

– Вот этого я пока не знаю.

– Не пришёл раньше, потому что мы надеялись: вернётся. Я в школе работаю, а сегодня директор школы освободила меня от уроков и направила к вам.

– Директор школы, значит, – впервые за время разговора задумался капитан, и тут Валентин Иванович вспомнил, где его видел: среди гостей «кабана».

– Может, она попросту загуляла? Уехала к родственникам?

– Начет «загуляла» – не знаю, не уверен. Родственников у неё нет, она детдомовская.

– Не уверен – не обгоняй. У нас в районе нет ни одного Гарика, ни по имени, ни по кличке. Так что ты тут за неё не расписывайся и не распинайся.

– Меня настораживает то, что она в сумке оставила деньги. Значит, были какие-то обстоятельства, которые заставили её оставить деньги. Это же всего две бумажки, их можно было взять с собой. Но нет, она их оставила. Почему?

– Настораживает, – передразнил его капитан. – Ты её совсем не знаешь. Так что не распинайся насчёт неё…

– Объясните тогда мне, в чём дело.

– Что тут объяснять… Плечовка она! Подорожница…

– А это, простите, что такое?

– Вот именно – простите. Только прости-господи. Проститутка на автомагистралях, обслуживает дальнобойщиков.

– Да как вы смеете?! – Валентин Иванович от возмущения даже вскочил на ноги, готовый влепить обидчику пощёчину. И, если бы это происходило не в помещении милиции, то так оно и случилось бы.

– Смею. В том то и дело, что смею. Первое задержание было семнадцатого мая. Вот протокол, – он поднял над столом несколько листков бумаги. – Второе случилось двадцать шестого августа. Если в первый раз ограничились предупреждением, то второй раз решили сообщить на работу. Тоже мне ещё – учительница… Чему она может научить, а?!

– Мало ли что можно написать в протоколе, – не сдавался всё равно Валентин Иванович. – Вы сейчас можете написать протокол о том, что я убил её, а потом моей жене покажете бумажку…

– Мне что – делать нечего? – вызверился капитан. – Но в данном случае к протоколу приложены объяснения трёх дальнобойщиков, которые её коллективно трахали. По двадцать пять тысяч с носа, вернее, с…

– Всё равно – не верю… Чтобы Рита… Не верю… – упрямо мотал головой Валентин Иванович.

– Ещё раз повторяю: не расписывайся за неё! Бери свою сумку, бери свои деньги и отправляйся домой. Если разыщем, то сообщим. Может, сама ещё найдётся. Только вряд ли…

С утра моросил занудный холодный дождь. Автобус в Стюрвищи ходил редко, обычно туда добирались попутками – выходили на шоссе возле моста, а там прямиком по лесной дороге с километр, и – дома. Валентин Иванович ещё по дороге в райцентр весь промок и продрог, а когда вышел из милиции – его всего затрясло, тело охватила неуёмная дрожь. Поэтому он решил возвращаться автобусом, на автобусной станции можно было хоть укрыться от дождя. Но ему повезло – автобус как раз отправлялся, и Валентин Иванович, забившись на заднем сиденье в угол, думал о том, как ему после всего услышанного повести себя с Леной, как объясняться с Анной Иоановной. Лена кормит грудью, не надо бы ей знать всё это, Алёша и так всё плачет и плачет – при мысли о сыне боль в душе стала нестерпимо жгучей…

Она просила не скрывать от неё ничего, но как сказать ей всё это, как? Какой смысл этому капитану наговаривать на Риту? У него два протокола, объяснения дальнобойщиков. Учительница-проститутка, плечовка, подорожница… Если до Алексея Алексеевича дойдёт – не перенесёт такого позора… А племянницы «кабана» – ученицы-проститутки… Вообще-то в педуниверситете поговаривали, что студентки подрабатывают на панели, однако подозревать в этом Риту? Парни всегда к ней липли, но она была к ним равнодушна. Сколько раз он знакомил с нею своих приятелей, приличных ребят, они не производили на неё никакого впечатления. Нет, не принц, отвечала она Виктору Ивановичу, когда он, бывало, интересовался её мнением. А вдруг она была лесбиянкой, и тогда Лена – кто? Просто подруга или… Валентин Иванович закрыл ладонью рот – чтобы не закричать на весь автобус: нет, нет, нет!