Вячеслав Шориков - А что будет с нами дальше?.. (сборник)

– А не хрустальные – со второй?.. – слегка запинаясь.

– Со второй хуже – пропало желание пить шампанское, – и тут же: – А теперь это желание, кажется, понемногу возвращается.

Я предложил ей «поднять» стаканы и «выпить».

– За что?

– За то, что сорок четыре года назад в семье боевого русского офицера и обыкновенной учительницы немецкого языка родился мальчик по имени Максимка…

Когда остались одни, то продолжили пить пиво и разговаривать. Игорь поделился замыслом нового коммерческого предприятия. Придумал издать что-то вроде энциклопедии. Героями статей будут две тысячи русских эмигрантов последней волны. Понятно, из тех, что преуспели в Америке. Издание будет осуществляться за счет фонда. Фонд – взносы этих самых «героев». Практическая деятельность незамысловата: бесчисленным мистерам Frumkin или Kozloff, разбогатевшим кто на чём, будет разослано предложение. Мол, так и так, мистер Frumkin, мы есть ваши искренние друзья и готовы опубликовать в нашей энциклопедии статью о вас, любимом. Мало того, статья будет выглядеть так, как изволите. И портрет тоже какой изволите. Правда, качество и объём статьи, равно как и размер фотографии, будут в прямой зависимости от суммы чека, отправленного вами на счёт фонда.

Предварительная смета издания – двести тысяч долларов. Доля Игоря – это процент от заказа плюс процент от реализации.

– Я бы рассчитывал на процент от заказа, – заметил Макс. – Продать такую энциклопедию с выгодой, по-моему, иллюзия.

– Это почему? – удивился Игорь.

Макс объяснил, что если задуманная книга будет издана на хорошей мелованной и достаточно плотной бумаге, да ещё и в твердом переплёте, то она непременно выйдет очень толстой, а значит, тяжёлой. Возня с распространением в итоге выльется в такие хлопоты, что владельцы тиража будут сами себе не рады.

– А что делать? – спросил Игорь, подозревая, что Макс прав.

– Математика простая, – ответил Макс.

И выдал Игорю вот такой расклад предприятия. Двести тысяч «зеленых» денег – это по сотне с каждого «героя». В предложение надо внести пунктик: все «герои» в итоге получат по пять экземпляров энциклопедии, к тому же бесплатно. Для «героя» важно, что он будет иметь книги для подарков. Для Игоря как издателя – это решение проблемы распространения.

А вот каких-нибудь пятьсот-тысячу экземпляров можно действительно раскидать по Америке. В каждом городке, где есть хотя бы десяток-другой русских эмигрантов, всегда найдётся чудак с желанием купить энциклопедию, и будет счастлив. Потому что для этого чудака очень важно не только понимать, но и знать, что он беден, потому что честен. А все разбогатевшие соплеменники по сути – редкие проходимцы и жулики. И истории их преуспеяния будут лишним тому подтверждением. Как бы и что там ни понаписали авторы. И вся история бывшего отечества – одни примеры. Взять хотя бы Алексашку Меншикова. Ну кто особенно знает о его заслугах перед отечеством? Зато даже дети ведают, каким отъявленным мошенником, взяточником и просто вором был этот сподвижник Петра Великого. А ведь начинал карьеру не где-нибудь – на базаре: пирожками с зайчатиной торговал.

А всё почему? А всё потому, что разбогатеть талантами и трудами для «нашего» человека – это же скучно и неинтересно. И никто ради такого богатства с печи слезать не будет, а уж пальцем шевелить – тем более.

Но при этом всегда есть тьма русских людей, предпочитающих носить собственную бедность и неблагополучие точно орден. И гордятся этим. И напоказ выставляют. И тихо радуются, когда видят в телевизоре или читают в газете, что с богатыми людьми всё время случается что-то трагическое. Обокрали, ограбили, разорили, посадили – это не новость. Новость – это когда богатого человека застрелили, взорвали или хотя бы довели до самоубийства. Ведь тогда он теряет жизнь, а значит, теряет всё.

– Да… – сказал Игорь, прикрывая ладонью рот. – Есть о чём подумать.

Макс уверен, что он человек удачливый. Знаков тому, кажется, – не перечесть. И самый первый – история его появления на свет божий.

Дело было в сорок девятом. Надо только представить крошечный уральский городок. История его, впрочем, славная и знаменитая. Некогда там пересекались великие торговые пути между Востоком и Западом. И ярмарочное веселье, похоже, до сих пор гуляет в крови местных жителей.

Отец тогда служил директором 1-й мужской средней школы, бывшей старорежимной гимназии. Есть фотография, где он восседает за старинным письменным столом в глубине огромного кабинета. Лепные потолки. Бронзовая люстра, украшенная хрустальными лепестками. Французские шторы на окнах. Поясные портреты вождей – Ленина и Сталина.

Торс отца стянут ладно пошитым офицерским кителем. На груди поблёскивает добытый на фронте орден Боевого Красного Знамени.

Отец смотрит в объектив камеры ясным, глубоким и слегка недоумённым взглядом. Словно догадывается, что, может быть, наиболее тяжкие испытания для него – ещё только грядут. И это странно. Хотя бы потому, что после боев в Померании весной сорок пятого ему всерьёз казалось – самое трагичное в этой жизни уже позади.

Мама тогда служила в той же 1-й мужской школе в должности преподавателя немецкого языка. И тоже есть фотография. Маме – двадцать четыре. Молодая женщина с удивительно весёлыми и беззаботными глазами. И чертами лица словно у ожившей античной статуи. И редкими по красоте волосами – густыми, тёмными, вьющимися крупными кольцами.

Познакомились родители так.

До войны отец закончил филфак педагогического.

Был женат на однокурснице.

Имел сына Фёдора и дочерей – Ольгу и Лиду.

Работал заведующим роно.

Считался принципиальным, верным и до конца преданным делу партии членом.

Когда началась война, получил бронь.

Осенью сорок первого ушёл на фронт добровольцем. «Я так боялся, что война скоро закончится… – рассказывал отец. – Всё думал и беспокоился – и как это буду смотреть в глаза близким, друзьям, знакомым и незнакомым людям? Будучи коммунистом…»

Окончил ускоренные офицерские курсы.

Попал в Заполярье.

Начал боевую карьеру с заместителя командира миномётной роты. Закончил – в политотделе армии, занимаясь поручениями командарма по связям с населением оккупированных СА территорий.

Прошёл Польшу, Германию, Австрию.

Встретил девятое мая сорок пятого в Дании, на острове Борнхольм. Там, где некогда мучился вечными вопросами самый знаменитый из принцев – Гамлет.

В конце лета сорок пятого отцу дали отпуск.

– У меня был выбор, – рассказывал отец. – Либо идти теплоходом через Балтику до Ленинграда, либо самолётом – сразу в Москву.