Самуил Ходоров - Белая Лилия

– Скажи, дорогая, какой ещё мужик будет баловать тебя, как я. Давай, подруга, пей кофе, он взбодрит тебя, а это значит, несмотря ни на какие невзгоды, жизнь продолжается.

– А ещё, подруженька, – вторила ей Лара, – жизнь, как учит нас марксистско-ленинская философия, прекрасна и удивительна и поэтому вся наша дружная комната отправляется сегодня на танцы для адекватного и ненавязчивого знакомства с кавалерами местного разлива.

Танцевальные площадки в конце 60-х годов располагались, как правило, в домах культуры, которые дифференцировались по профессиональному признаку. В городе функционировали дворец культуры железнодорожников, дома культуры строителей, работников промкооперации, работников связи и ещё несколько. Наибольшей популярностью почему-то пользовалась танцплощадка, разместившаяся в парке культуры и отдыха имени Богдана Хмельницкого. Неизвестно, кому в голову пришло назвать этот замечательный лесопарк словосочетанием «культура и отдых». Какие-то элементы отдыха там всё-таки присутствовали. Это были садовые скамейки и лавочки под сенью вековых деревьев, овальные ротонды и квадратные беседки. К ним прилагались павильоны с мороженым и газированной водой с сиропом крюшон и игровые аттракционы для детей с неизменной комнатой смеха, оборудованной кривыми выпуклыми и вогнутыми зеркалами. Стереотипной разновидностью отдыха считался стрелковый тир, где можно было в качестве приза получить голого пупса за сбитых из воздушной винтовки зверюшек, использующихся в качестве движущихся мишеней. Что же касается культуры, то, как раз с ней в парке было также напряжённо. Единственным её символом можно было рассматривать, разве что, зелёный театр, который к искусству Мельпомены имел такое же отношение, как цветная побелка стен в квартире к натуральной живописи. Хотя справедливости ради, в этом зелёном театре иногда давали концерты заезжие вокально-инструментальные ансамбли, только начавшие зарождаться в это застойное время.

Едва ли не самым важным атрибутом, неважно культуры или отдыха, для молодёжи считалась танцевальная площадка, находящаяся в самой зелёной зоне парка. Она и в самом деле напоминала зону, только не парковую, а, как говорили в народе, зону мест не столь отдалённых, поскольку по неизвестной причине была огорожена проволочно-сетчатым забором. Посетители этой танцевальной зоны окрестили её метким словом «клетка». Непосвящённому в танцевальную терминологию городскому обывателю не очень было понятно, когда кто-то из прохожих говорил «сегодня будем вальсировать в клетке». Желающим поучаствовать в танцевальном вечере на лоне природы полагалось приобрести билет стоимостью в 50 копеек в фанерной будке, прилепившейся к колючему ограждению. Для справки: за этот же полтинник можно было не очень вкусно и питательно, но довольно сытно пообедать в студенческой столовой, купить 300 грамм шоколадных батончиков, два раза сходить в кино на дневные сеансы или приобрести сборник стихов, обожаемого всеми девушками Советского Союза, лирического поэта Эдуарда Асадова. Теперь можно понять, что «любители трения двух полов о третий» жертвовали танцам как реальную, так и духовную пищу. Когда обладатель счастливого билета (их число было ограничено и приобретались они заблаговременно) оказывался внутри клетки, его взору открывалась вполне приглядная стандартная картина: девушки, в узких облегающих юбках и прозрачных шифоновых блузках в неизменных капроновых чулках цвета беж, заканчивающимися внизу белыми туфельками-лодочками, стояли, обрамляя живой стеной периметр забора. Мужская половина, как правило, изобилующая накрахмаленными белыми рубашками, заправленными в узкие чёрные брюки-дудочки, стайками группировалась внутри «клеточного» пространства. Перед тем, как заполнить это пространство, молодые люди прятались в кустарниковых зарослях парка с благородной целью улучшить свой жизненный тонус. Достигалось это, проверенным многими поколениями, методом неумеренного потребления спиртных напитков. Именно поэтому на танцевальной площадке царил устойчивый запах винного перегара, смешиваемого с благоуханием тройного одеколона, осевшего в волосах не очень галантных кавалеров. Тонкий букет цветочных женских духов в самом буквальном смысле тонул в мужском алкогольном запашке и на этом фоне почти не ощущался. С одной стороны, потребление спиртных напитков имело благородную цель быть более смелыми и раскованными, чтобы пригласить девушку на танец и вести с ней светскую беседу. Особенно это касалось стеснительных и малообщительных парней. С другой стороны, алкоголь имел свойство блокировать мозговые подкорки, отвечающие за адекватность поведения. Особо это относилось к агрессивно настроенному хулиганью, для которого драки являлись неотъемлемой частью существования не только в клетке, а и во всех жизненных коллизиях. Поэтому потасовки, скандалы, разборки и мордобой являлись скорее правилом, чем редкостью как внутри клетки, так и за её ближними пределами. Иногда дело доходило до поножовщины и кровопролития, и тогда гостями клетки становились сотрудники доблестных правоохранительных органов. Но центральной и совсем не геометрической осью, которая пронизывала вечернюю жизнь клетки, являлись, конечно же, девушки. Именно они притягивали парней разных интересов, интеллектов, специальностей и даже вероисповедований на танцевальную площадку. Именно с ними завязывали знакомства инженеры и рабочие, офицеры и студенты. Никто не вёл официальной статистики, но было известно, что немало таких танцевальных знакомств заканчивалось свадьбами. Недаром здесь фланировали и женщины, которым было далеко за тридцать: для них клетка становилась своеобразным кругом последних надежд. Для многих молодых девчонок воскресные танцульки становились если и не смыслом жизни, то, по меньшей мере, желанным способом заполнения свободного времени.

Для тройственного союза «Л» танцы, разумеется, совсем не являлись смыслом жизни. Да и попали они в клетку впервые, руководствуясь благой целью отвлечь Лилю от грустных мыслей. Её размолвка с Виктором усугублялась тем, что она каждый день имела неудовольствие лицезреть его в университете рядом с весёлой и самодостаточной Леной Вареницей. Украинская пословица «Глаза не видят, сердце не болит» здесь явно не срабатывала. На самом деле глаза подмечали, как Виктор обнимает Лену и даже украдкой целует её, а уязвимое сердце щемило и ныло от бессилия переломить увиденное. Вот и сейчас Лялька, заметив Лилино уныние и размахивая голубыми входными билетами, весело закричала:

– Итак, девочки входим, походка от бедра. Лиля, я кажется, тебе сказала, от бедр-а-а.