Наталия Гилярова - Неигра

– Ага, спасибо! – Полина подняла наконец глаза на весело воркующую эстетку.

Ее взгляд заставил заморгать Марину Романовну, олицетворявшую нежность. Полина, резко повернувшись, вышла.

Августа глядела на цветы, уныло повесившие тяжелые головы и утратившие благоухание. Она не могла выбросить этот увядший букет. Она глядела на него, пока цветы не обернулись Прошкой. Он вновь засмеялся от радости, увидев Августу.

– Хороши были розы? – спросил младенец, безмерно довольный своей выдумкой.

– Да, Проша. Но Полинка… Честно говоря, ей не нужны были розы. А раньше она так радовалась каждому пустячку! Эта противная девчонка из Новейшего, эстетка, не прислала ей открытку!

Прошка приуныл.

– Опять я во всем виноват.

– Почему ты? Это я, легкомысленная старуха, послала её в Лицей, не зная, смогу ли оплатить даже второе полугодие, без всяких гарантий…

– А я? Меня тоже очаровала Марина Романовна! Меня, древнего старика!

– Тоже мне, Прохор Прохорович! Тебя-то как?

– Видел я её, бывал в Джунглях, слушал. И всё мне нравилось! Так она хорошо с Полиной говорила, складно, ласково! Цитаты подпускала! Купился я!

– Ну так что ж, если купился, ты и помочь не мог…

– Я должен был что-нибудь придумать! Превратиться в музыкальную открытку!

– Ага, ты уже помогал таким манером Анке. Лучше не надо.

– Значит, я ни на что не годен…

– Ну что ты, Прошка, такое говоришь. Ты совершенно замечательный. Просто ты не прагматик.

– Не кто я?

– Не очень ориентируешься в реальной жизни.

– Это точно. Я не прагматик! – посетовал младенец.

– А мне без тебя было бы тяжеленько.

– На что же я тебе сдался? – удивился уродец.

1. Черно-белая фотокарточка

В вечерних сумерках, в тишине Прошка досказывал Августе свою сказку, ту, что так наскучила когда-то Анке и совсем неинтересна была Полинке.

«…Деревянные вещи со временем приходили в негодность. Старые лодки тонули или истлевали на берегу в осоке, карандаши ломались и стачивались, бревенчатые дома иногда ветшали и разваливались сами, а иной раз даже сгорали вместе с прекрасной мебелью из натуральной древесины, плетеными креслами, корзинками и сундучками. Очень обидная тенденция! Со временем разрушались все до единого творения Мастера. Он огорчался, когда пропадала его работа. Особенно некоторые из вещиц, которые, как он думал, ему удались на славу. Ведь не все его изделия были равноценны – среди них встречались и деревянные велосипеды, и даже деревянные самолеты… Но иногда получались истинные шедевры. Но и они оказались не вполне совершенны – они тоже разрушались со временем! Радость созидания омрачалась.

Не прошло и миллиона лет, как Мастер пожалел о своей затее, о том, что извёл Дерево на древесину. И пожалел о Дереве. В мире очень его не хватало, ведь оно было по-настоящему совершенным, потому что вечным. Когда-то можно было, полеживая под ним, ничего не делать, просто смотреть в вечное небо и радоваться вечной радостью. Времени тогда не было, время – оно вроде лака на поверхности деревянных изделий…»

Прошка вздохнул. Августа, впрочем, тоже вздохнула.

– Как ты думаешь, в этой сказке есть намёк? – полюбопытствовал младенец.

– Я тоже вспомнила одну сказку, – оживилась Августа, – обычная детская сказка, даже с бабой Ягой в главной роли, еще недавно читала девочкам. А как похожа на твою! Братьев, богатырей, решивших совершить что-то прекрасное, баба Яга превратила в истуканов. Будучи деревянными, они все понимали, слышали, видели, сострадали, даже плакали… Но потом были расколдованы, все закончилось хорошо.

– Ага! – довольно произнёс младенец. – Есть намёк!

– И ты знаешь, мне кажется, я и впрямь – старая прищепка. Из тех, что наделал мастер. И меня вроде как влечёт куда-то всю жизнь. Может быть – к Пню? Может быть, это ты мне расскажешь, так всё на самом деле или не так?

– Мне кажется… Но я ни в чём не уверен. Дерево-то я видел. Ты не представляешь, как странно, как запутанно у вас тут все выглядит со стороны…

– А ты со стороны смотришь?

Прошка смущённо кивнул.

– Я иностранец.

– Из какой такой страны?

– Я неточно выразился. Скорее я похож на инопланетянина.

– Что за планета такая, расскажи-ка!

– Да это не планета! Я пытаюсь объяснить простыми словами необъяснимое. Я – иномирянин. Из другого мира, это ещё дальше.

– А что за мир там у тебя? – Августа любопытствовала, как она сама полагала, до неприличия.

– Это – иные пределы.

– Вроде иррациональных чисел?

– Сама увидишь. И скоро.

– Скоро?

– Мы с тобой будем там вместе.

Августа помолчала.

– Ты мой ангел-хранитель, да?

– А кто это – ангел-хранитель? Что он делает? Я таких никогда не видел.

– Ну ты и двоечник, Прошка, плохо читаешь, раз не знаешь таких простых вещей, как ангелы-хранители! – Августа даже расстроилась из-за необразованности подкидыша. – Я дам тебе одну книжку посмотреть.

– Так я же и не скрываю, что ничего у вас тут не понимаю.

– Ну и кто ты в таком случае?

– Ты знаешь. Я – «не прагматик».

– Ладно тебе шутить! Почему нам с тобой по пути?

– Ты знаешь. И не знаешь. И знаешь именно потому, что не знаешь.

– Знаю! Ты – тайна.

– Да, я тайна твоей жизни, мира и вообще.

– Честно говоря, я давно догадалась. И чтобы там мне ни говорила Клара Егорьевна, я-то знала, что ты не истощённый младенец! Ну разве что на минуточку ей поверила! Да она и сама себе не верила, очень была удивлена…

– Так я потому и тут, что ты в меня веришь. Ты всегда знала, что я есть.

– Но сперва-то мы приняли тебя за чудо. Тем более уж очень ты стал стараться нас удивить, такие выделывать кренделя…

– Да, мне более пристало лежать тихо, быть незаметным. Я старался ради Анки. Она хотела от меня чудес или не хотела знать меня вовсе. И Полинка туда же! – огорчённо вспомнил младенец. – А они твои внучки всё же, вот и пришлось стараться…

– А ты – тихая тайна жизни, которая просто существует, беспомощная, как солнечный зайчик. То, что она есть – и есть самое расчудесное чудо. Это так… поддерживает. Они-то ещё не знают. А я всегда знала. Даже когда занималась ерундой, можно сказать, теряла время. Пыль там вытирала, или белила потолок на кухне. Взберусь на верхотуру, и радуюсь, как будто небо крашу…

– Я видел, ты чуть не упала с табурета однажды, он на столе стоял, и одна ножка была короче!