Виктор Мануйлов - Черное перо серой вороны

В эти вечерние часы Осевкину не хотелось ничего: ни есть, ни пить, ни любить, ни думать о высоких и низких материях, тем более видеть эти отвратительные рожи. Он был уверен, что жизнь его вполне удалась, что дальше будет еще проще и надежней. Сейчас ему хотелось покоя и только покоя.

Походив между столиками, предупредив Шахиншаха, что уходит, он спустился вниз по винтовой лестнице к черному ходу, вышел во двор, плотно заставленный машинами. До его слуха долетели отдаленные погромыхивания надвигающейся грозы. Осевкин сел в машину и коротко бросил:

– На дачу!

На город тихо опускались сумерки, подкрашенные алой зарей. В той же стороне, но несколько севернее, на эту зарю наползала черная туча, мерцая голубоватыми сполохами света. Из открытых и ярко освещенных окон кафе вырывались звуки музыки, слитного гомона голосов и шаркающих подошв.

Валера был чуть-чуть навеселе, он был бы не прочь продолжить вечер, начатый с мэром, но вечерние цены, в отличие от дневных, были Валере не по карману. В конце концов, хватит и того, что он употребил за ужином с Чебаковым и его заместителем, довольно странным господином, тучным и очень настороженным; более того, от его широкой фигуры исходила непонятная угроза, и Валера старался реже смотреть в его сторону и не встречаться с узкими щелками заплывших глаз. У Валеры еще не было опыта прожженного журналиста, иначе бы он сумел угадать в этом господине полицейского, но чутьем на опасность он обладал, и чутье это его ни разу не подводило. Этот тип по фамилии Купчиков за все время ужина не проронил ни слова, лишь иногда кивал своей тыквообразной головой, как бы удостоверяя верность того, что говорил мэр Чебаков, но удостоверяя как-то странно, будто борясь с самим собой, или только наполовину, или вообще черт знает как.

А Чебаков ничего существенного за весь вечер так и не сказал, ни на один вопрос, заданный Валерой, не ответил по существу. Правда, Валера особенно и не налегал на каверзные вопросы, следуя указанию Иваныча не раскрывать цели своего посещения Угорска. Если верить Чебакову и кивкам Купчикова, то получалось, что в Угорске все делается в соответствии с указаниями свыше, и даже с некоторым опережением, что всякие там нарушения правопорядка, законности и прочего пресекаются на корню и не получают развития. Короче говоря, тишь да гладь, да божья благодать.

– Профилактика – вот самое главное, на что нацелена городская администрация, которой я имею честь руководить с самого начала существования, – разглагольствовал мэр, теряя некоторые слова и даже предложения, то и дело подливая в рюмки французский коньяк, а Валере так даже с опережением.

И Валера принимал это как должное, уверенный, что может выпить если не ведро, то половину, и при этом голова его будет работать как часы. И он доказал это на стройке в студенческом стройотряде, где с едой было неважно, а с водкой – хоть залейся, так что его там даже прозвали Непромокаемым.

Поначалу он записывал все, что говорил мэр, но потом понял, что в этом нет никакого смысла, убрал блокнот в карман, сказав, что он вполне удовлетворен полученными данными и что, если господа составят ему протекцию, он был бы не против встретиться с хозяином… этого… как его? – Фука, и на том считать свою миссию исчерпанной.

Протекцию ему пообещали, и он, хватив на посошок, расшаркавшись и выплеснув на головы собеседников фонтан витиеватой благодарности, оторвался от стола и, нарочито качаясь и спотыкаясь, – так по крайней мере ему казалось, – покинул ресторан. И теперь стоял, пытаясь сообразить, чем убить оставшееся до возвращения с работы Аделаиды время. Конечно, можно бы заглянуть в кафе, но ради чего? Поесть он поел, выпить выпил, подцепить девку – нет никакой нужды, когда впереди ночь с весьма аппетитной женщиной, пусть и старше тебя лет на десять, зато истосковавшейся по мужской ласке. Опять же, неплохо было бы помыться перед этим и отдохнуть. Решив таким образом все проблемы, он зашагал знакомой дорогой через сквер в сторону пятиэтажных «хрущеб», вдыхая теплый воздух, напоенный запахами пыльной листвы, распустившихся на клумбах фиалок и надвигающейся грозы.

И точно: Аделаида еще не пришла. Валера открыл все окна, затянутые зеленой сеткой от комаров, и устроил в квартире сквозняк. Поначалу, правда, продувало теплым воздухом еще не остывшей природы, бетона и асфальта, но чем ближе подвигалась к городу гроза, тем воздух становился прохладнее, затем подул порывистый ветер, зашумели за окном деревья, а с первыми каплями дождя посвежело настолько, что после тепла воздух показался даже излишне прохладным. Но дождь пошумел и затих вместе с ветром.

Валера заглянул в большую комнату, где ему отведен для ночевки диван: диван был разложен и застелен. На столе стоял графин с чем-то розовым. Валера, страдая жаждой, понюхал – пахло клюквой. Он налил стакан и с удовольствием выпил клюквенного напитка, с благодарностью подумав о предусмотрительной хозяйке. Потом, раздевшись, прошел в крохотную душевую, отделенную от туалета прозрачной занавеской, и, мурлыча незамысловатый мотив, встал под душ, не включая титан для нагрева воды, и долго плескался под прохладными струями, отдающими хлоркой и болотом. Вытершись большим махровым полотенцем, тоже пахнущим чем-то соблазнительным, завалившись на диван, некоторое время смотрел телевизор, показывающий всего две программы, ничего интересного не высмотрел, выключил его и взял со стола газету «Угорские ведомости», большую часть которой занимала реклама и телепрограмма.

Внимание его привлекли стихи. И заголовок: «И солнце уже село»:

«Странно, – подумал Валера. – Такие стихи – и в «Угорских ведомостях».

Еще была небольшая заметка о работе фермерского хозяйства, в котором постоянно росли удои молока на одну корову, урожаи картошки и овса на один гектар пашни. В репортаже из отряда «Поиск» рассказывалось о том, как ребята нашли в болотах вокруг озера Круглое немецкую самоходку и советский самолет, что вытащить эти раритеты из болота одними ребячьими силами никак нельзя, нужна тяжелая техника.

Валера отложил газету. Прислушался. Погромыхивало вдали: то ли гроза все еще не дошла до Угорска, то ли решила миновать его пыльные улицы. Впрочем, дождик немного покапал – и то слава богу. Тянуло в сон.