Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую

Вольдемар в это время как раз покачивал коляску со сладко посапывающим Толей, перед окнами первого этажа.

Шалтай, созерцавший эту сцену из своего окна, увидел, как резко побледнело лицо Вольдемара и нервно задёргался его левый глаз. Он тут же бросился другу на помощь.

– Всё, – прошептал Вольдемар, опуская руки. – Всё. Точка.

– Что случилось?

– Выселяют. Что я буду делать, Слава?

– Сгущёнкин, друг. А поехали со мной, на юга. А? Приключения, отдых и для ребёнка польза.

– Так ты же через месяц только…

– А мы пораньше поедем. Попутешествуем, мир посмотрим. Что скажешь?

– А что я могу сказать… поехали, – безвольно согласился Сгущёнкин. Маленький Анатолий услышал разговор взрослых. Дословно перевести язык взрослых на детский он не мог, но суть уловил: новые места и люди. – Правильно, – одобрил Толик. – Давно пора папе отдохнуть. А то вся эта домашняя политика его, бедного поизмотала!

До отъезда оставался один день. И конечно же Сгущёнкина настигло приключение. Он сидел на лавочке перед подъездом и качал ребёнка. Кошка уверенно подошла к Сгущёнкину и стала внаглую тереться о ноги. Ухоженная, явно породистая, цвета крем-брюле с затемнёнными лапками, носиком и ушками. Помурлыкав у ноги, кошка запрыгнула на колени, свернулась калачиком и заурчала. Её урчание разбудило ребёнка. Толя открыл глаза, заулыбался и с интересом стал разглядывать гостью.

Та наглым образом перекочевала с колений Сгущёнкина в коляску и стала убаюкивать ребёнка урчанием. Сгущёнкин хотел убрать кошку, но стоило ему поднять незваную гостью, как Толик издал истошный вопль. И Сгущёнкин испуганно вернул кошку обратно.

Толик вмиг успокоился.

Кошка, как оказалось, пришла не в гости. Когда Сгущёнкин вернулся домой, она каким-то волшебством проникла за ним в квартиру.

Раньше бы Сгущёнкин ни за что не позволил животному расположиться в занимаемой им квартире – хозяин запретил это под страхом выселения. Так как выселение в любом случае должно было состояться завтра, страх потерял свою актуальность, и кошка облюбовала диван в гостиной.

Кошка оказалась воспитанной и по-маленькому сходила на газету «Спорт-экспресс» – любимую Сгущёнковскую газету, которую он себе позволил этим утром, и ещё не успел прочесть.

– Ничего страшного, – успокаивал себя Вольдемар. – Сегодня меня уже здесь не будет, а кошка останется. Если бы он знал, как ошибается.

Рано утром приехал хозяин квартиры. Предусмотрительный Сгущёнкин заблаговременно выставил приблудную кошку за дверь.

Несмотря на то, что она практически заменила на минувшую ночь малышу Толечке мать (ну уж по крайней мере подарила ему больше любви) Сгущёнкин расценил, что проблемы перед выселением ему не нужны. Мало ли как сложится… Как говорится, не плюй в колодец, а то неизвестно, кто в ответ плюнуть может.

Кошка же сидела под дверью и воркующим мурлыканьем приветствовала прибывшего хозяина квартиры, мол здрасьте-здрасьте, ждали-с – ждали-с, милости просим.

Хозяин тщательно осмотрел квартиру, принял ключи и отошёл в сторону, освобождая нелёгкий путь к входной (точнее, было бы сказать выходной) двери.

У подъезда ждало авто. Шалтай в своей роскошной шестёрке широким движением руки распахнул дверцу, и Сгущёнкин, с фамильной тумбой, чемоданом и ребёнком на руках, завалился в салон. Позади осталось шикарное жилище, в котором Сгущёнкин с горечью оставлял мечты о грузоперевозках и создании ремонтной бригады. Толечка в конверт уже не помещался, и Сгущёнкин усадил его, как взрослого, перехватив ремнём безопасности. Малыш «борматулькал» нечто нечленораздельное и внимательно ощупывал ремень. Шалтай выгнулся назад и взъерошил волосы малыша.

– Ни-тою-ютю-мю, – недовольно пробубнил Толик и вернулся к изучению ремня.

Сгущёнкин захлопнул дверь и, буркнув «трогай», погрузился в свои мысли.

Шалтай рассказывал о предстоящем пути, о том, что ночью проедут Тулу и Ростов-на-Дону, за грядущий день минуют череду живописных деревень, а на ночь остановятся у дальних родственников под Краснодаром, что там у Сгущёнкина появится уникальная возможность испытать свои ремонтные способности. А там и кум, и приятель, и работа. Сгущёнкин запоздало заметил, что кошка свернулась калачиком на соседнем сидении – с одной стороны над ней нависал чемодан. С другой путь отрезала тумбочка. Кошка же сладко посапывала.

Сгущёнкин сдался и погладил животное. Она откликнулась грудным урчанием и пару раз лизнула наждачным языком Сгущёнковскую руку.

– Лиза, – тут же нарек маленькую лизунью Сгущёнкин. – Ладно, третьей будешь, Елизавета Сгущёнкина.

День наступил как-то очень быстро. Солнышко щедро освещало землю. Его лучи рассеяли хандру Сгущёнкина. В конце-концов для того, чтобы открыть фирму грузоперевозок, жильё не нужно. Да и ремонтные работы всегда обеспечат крышу над головой.

Через пару часов дороги Сгущёнкин уже деловито поглядывал по сторонам и улыбался. Мимо проносились живописные виды солнечного дня, неслись по встречной машины: гружёный доверху «Москвичонок», «Волга» с увесистым багажом на крыше, несколько гладких иномарок. Сгущёнкин каждую из машин провожал искромётной остротой. Смех наполнил салон. Шалтай утирал слёзы, придерживая другой рукой баранку, Толечка улыбался и хлопал ладошками. А Сгущёнкин не унимался, вдохновенно комментируя проносящуюся мимо панораму жизни.

Сгущёнкин уехал. В вечер его отъезда, когда машина уже накручивала километры по ухабистому асфальту, Марфа Петровна столкнулась с Игнатом Савельичем на лестничной клетке. Буквально пять минут назад в голову к ней пришла возмутительная и гениальная (в её гениальности Марфа Петровна ничуть не сомневалась) идея. Эта идея была настолько глобальна, что требовала участия заклятых врагов. И Марфа Петровна, воодушевлённо перешагнув через скрипящие от недовольства убеждения, направилась к Игнату Савельичу. Того, в свою очередь, в то же самое время посетила точно такая же гениальная идея. Они окинули друг друга подозрительными взглядами и, лицемерно залебезив друг перед другом, в один голос спросили:

– Не ко мне ли Вы направлялись?

И в один голос ответили:

– К Вам, к Вам.

По-звериному мягко переступая по границе невидимого круга, они минут пятнадцать распинались друг перед другом в любезностях. Любезности были прикрытием: враги примерялись друг к другу, оценивали свои шансы.

– А как Вам наш сосед-с? – начал Игнат Савельич.