Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

— Я же не знал.

— Знай (строго так).

— А никаких аразов снаружи нет, задави тебя двугорбый… Откуда им взяться — с луны свалиться? Враки это. Лжеистины.

— Скоро и снутри, Лазарь даст, не будет. Повыведутся.

— Эти бы слова да Лазарю в уши — да отит, видать…

— Никаких этих аразов-внешняков вообще нет, как дня вчерашнего — уже нет, а дня завтрашнего — еще нет. Живи в сарае аразов сегодняшних…

Дверь в палату завизжала тугой пружиной противно, хлопнула — вторгся один, не больше. Неспешные твердые шаги. Вдруг нашла тишина, будто ватой окутало. Иль лежал, как елочная игрушка в коробке, ждал, исаакал. Хмурый полузнакомый голос произнес:

— Иль. Ишь, тих. Аль слеп? Эй, кой тать ему глаза до упора запузырил? Где зазор, мозгодолбы?

Издалека, откуда-то исподтишка голосишко Лишайника виновато протараторил:

— Так ведь, мар Хранитель, сказано же было — глаза засмолить…

— …но при сем щель нитевидную оставить, дабы по мельканью теней «зрелщ солнще чрез купол и травыщ сквозь пол». Весь цимесщ в том! Чтоб бобок созрел… Э-э, портачи… Сдирайте повязку живо, к Лазарю!

Холодная рука прикоснулась ко лбу, прошлась по вискам, отвинчивая болтики, мягко освобождая глаза. Иль с наслаждением жмурился, моргал, таращился. Зрение вернулось, ура. Зрачки расширяются. Снова — здорово! Ушам своим не верю! О, книгоистова «сладость света»!

— Эва спеленали вас, закутали, — бурчал Хранитель. Он, окончательно сбросивший обличье штабного шныря Шнеура-Залмана, сидел на плетеном стуле, положив ногу на ногу и слегка иронически поглядывал на Иля.

Иль осматривался. Палата оказалась маленькой узкой комнаткой без окон, с белыми голыми стенами. Возле единственной кушетки, на которой он лежал, было решетчатое вентиляционное отверстие, «окошко на улицу» — оттуда струился теплый пыльный ветерок. По потолку, успокаивая глаза, скользили белые пятна — шел декоративный снег. Механическая рука-манипулятор, снявшая с него повязку, втянулась в пол. Из вмонтированных в стены видеорепродукторов донесся надтреснутый голос Лупастого:

— Мы еще нужны, адон Хранитель?

— Все свободны, — ответил Шнеур-Залман.

Насвистывая «Ключи таинственного Сада звенят на поясе моем», он вложил палец в вентиляционное отверстие, поковырял там — и сразу исчезли запахи гниющего тела и больнички, посвежело, хвоей пахнуло, морем. Другой режим врубился. Но неверящего Иля эти технические потуги в очередной раз не впечатлили — оборудование вокруг было ржавое, с отломанными ручками, экраны переключались плоскогубцами, резиновые слуховые трубки дырявые, в репродукторах треск и хрипы — эх, технократы парховы! Просто попрятались впопыхах от греха.

— Это изолятор, — объяснил Шнеур-Залман недоверчиво щурящемуся Илю. — Вас содержат в изоляторе полевого госпиталя имени Маймонида. Вас же араз куснул… Нельзя… Думали, а ну как желтые осадки из вас попрут…

В скудном больничном одеянье, откинув убогое одеяло, приподнявшись на жалком ложе, смотрел бедный Иль на величественного Хранителя в бархате и мягких хромовых сапогах. Неужто это он — Вездесущий?! Из могущественной Охраны Стражи? Исчез, ушел навсегда штабс-дурачок Шнеур-Залман, сидел теперь на плетеном стуле этакий сухощавый Старый Учитель. В руках он, кстати, имел кожаную папку для бумаг, смутно знакомую. Иль узнал ее. Это была его собственная папка с его «Докладом», написанным для ухнувшего в задницу симпозиума.

Шнеур сидел и задумчиво постукивал по папке пальцами. Явно и ведомо ему многое! Фас воина, профиль философа, лоб радетеля, глаза всезнающие, быстрые. Уши не шелохнутся — понятно, что это во многом идиома, а так редко. Их, Хранителей, дело — все слышать, все видеть, вынюхивать и делать выводы: «Помнить и хранить!»

— Лежите, лежите, пусть глаза обвыкнут, — махнул Хранитель папкой на Иля. — Да покинут нас Семеро, если такой храбрец угаснет! Почаще бы с «Докладом» вы приходили к нам… У вас щас будет небольшой тихий час, период просвещения…

— Что там с Садом? — хрипло вытолкнул Иль.

— А с Садом все в порядке, — заулыбался Хранитель. — Нету его больше. Дотла, знаете ли, до донца. Ну, не охайте, преувеличиваю… Увы, он вечен — ужасный говорящий Сад… Что уж вы так этим Садом озаботились? Учреждение номер ящика такой-то… Полно горевать, заново отгрохают, краше прежнего.

— Не сладил я, — вздохнул Иль. — Недоудалось! Вот что жаль. Ну, не Страж я на крови, видимо, ну что тут… Жилу надорвал. А как там эти, те самые?

— Аразишки? Да как обычно. Прошла жатва, кончилось лето… Всыпали им, задали кормов, учинили праведную расправу — бежали, задрав галабии, гурьбой к гуриям! Опустел наш Сад… Да это все мелочи, местечковый рагнарек. Что с них слупишь? Исчадья Сада, убогого зла… Первопоселенцы, кстати, называли их асурманы — «запрещенные люди», пытались воспитывать, морализовать. Помните Хевронскую диссертацию — способствует ли развитие наук и искусств улучшению породы этих хевроний? Потом возникла серьезная гипотеза, что они по сути кишечнополостные. И слам этот их, срастанье в ком — форма жизни. Протяжный вой… Сонм монстров… Впрочем, чего зря воду в супе толочь — вы же филоматематик, сухой лог, — Хранитель ласково похлопал по папке. — Вы возьмите вообще аразов… Тензорный анализ там на трезвую голову… Температура системы, да? Безмозглая размазня, опухающая… Жара… Вытеснения… Свой-чужой, неверный… Муха-мед… Слон разума рождает тех самых, или Па-ачему у парха длинный нос… Араз — это диагноз. Ах, аразы, аразы! Я приказал их запереть. Забудьте, забудьте.

Иль послушно слушал, не встревая. Тяжелый случай. Он-то привык (уроки Кафедры) контактировать с внутренней пустотой собеседника, влезать в шкуру профана, имитировать собрата. А тут — шалишь. У Хранителя вся изнанка была под завязку. Поник Иль. Стал прост, посрамлен. Сидел, спустив босые ноги на теплый пол, почесывался, сокровенные вопросы из головы задавал:

— А как там наши?

— Это которые?

— Ну, Матвей, Марк, Яков…

— Да что… Уж известно. Матвей-звеньевой сгинул. Закончил нынешний круг перерождений. Заслонил собой. Заклался. Столбняк на него напал, солонец. Как в атаки идти — костенеет. Всегда ему советовали — ты взмолись о пощаде, поплачь, легче станет… Храм с ним, рок его такой. Марк драпанул, стушкентил — прыг-скок, спас шкурку… Дристан с мечом неточеным! Теперь по норам в основном фермопилит, празднует. О нем мы еще не раз услышим — будут в дружине всякие мелкие вещи пропадать. Эх, розаны разрозненные! Отличное звено липовое… Отребье.

— А Я…

— Яша — бери выше. С виду туша в лупах, рохля, а вот… По ладам и по розвязи лучше его нет! Он из «верных резников», слыхали про? Идет, предположим, араз. Оглянется такой резник туда и сюда, и, видя, что нет никого, приблизится, пырнет под лопатку и зароет в земь. Скроет! Этим верным все нипочем — им что оттаскивать, что подтаскивать. То-то аразы пропадали. В мешок — да в песок. Хороша котлета к лету!