Михаил Жаров - Капитал (сборник)

За год у него появилась привычка целовать во время мыслей руку.

7.

Поезд остановился. Штаны высохли.

Сейчас взять такси и – в клуб. Только там ли она? Вообще-то уже вечер. Олег займёт кабинет и будет смотреть на сцену через приоткрытую дверь. Ждать.

Но сначала дойти до ларька, купить жвачек. Зубы за год продырявились, хоть играй на них, как на свирели.

8.

Рядом с ларьком толклась вокзальная компания. Как везде, как в любом городе.

Конечно, попросили мелочи. Трое зверолюдей мужского пола и с ними Ольга. Стоит, курит. Вместо лица – мяч, который много пинали.

– Ты, – сказал ей Олег. – Иди за мной.

Она пошла. Друзья не держали.

9.

Грузовой двор давно перестал хранить грузы.

Тишина. Остовы складов. Трусливые собаки.

– Вставай раком.

Ольга покорно опустилась на четвереньки и без лишних просьб задрала юбку. Трусов на ней не было.

Олег поднял с земли метровую, в трещинах, доску. С обратной её стороны присосались улитки.

– Куда ж ты красоту дела? – шепнул он и хлопнул свою мечту доской по спине.

Тяжко охнув, Ольга выдала все тайны чёрного хода.

Вино скисло. Превратилось в уксус.

Кроме водки, охоты и водки, рыбалки и водки, есть грибы. Мне известно, как разнообразен мир, и поэтому я позвал Князева не куда-нибудь, а за грибами.

Князев согласился идти не потому, что позвал я, а потому что без водки. Боится он, что раз – и умрёт. Сколько он пьёт, нельзя не то, что пить, нельзя производить.

Красный, круглый, как светофор, он идёт по тропинке впереди меня и жалуется:

– Денег нет.

Я молча киваю за его спиной, и он сам с собой соглашается:

– Нету! Все у жидов.

Знаю-знаю, киваю я. Не в лесу же спорить.

В лесу мило дело поговорить по душам. Иногда дельнее, чем за столом.

Сегодня моё дело заключается в том, чтобы выманить у Князева бронзовый бюст Сталина. Я собираю сталинские портреты, профили, статуэтки. Бюста же у меня ещё нет, а у Князева он есть.

Спрашивать в лоб (точнее в затылок) я ещё не готов. Дипломатично начинаю с больного для Князева:

– Плохо, значит, с деньгами?

– Вообще! – вспыхивает он, грозя стать причиной лесного пожара.

– Мазду-то не продал?

– Да нет, племяннику подарил.

Умолкаем. Вопрос о бедности исчерпан.

Уверен, если бы на нас напала банда благородных грибников, то грабёж бы удался. В грязном камуфляже Князева найдётся денег справить полсвадьбы. Про себя не говорю. У меня с собой пачка «Явы» и зажигалка. Мой сотовый не в счёт. В антиквариате телефоны пока не берут.

Вышли к речке Хитрой. Остановились. Хитрая, кажется, перехитрила саму себя, кружа между сосен едва не спиралями.

По яйца нам папоротник. Под ногами мягкий мох. Я и Князев пришли в начало времён.

– Спокойно в лесу-то? – спрашиваю его, зная, что он негласный хозяин этого леса.

Лес его хлеб.

– Хрен там! – отвечает он. – Пришли тут двое, удостоверениями тычут. Труба, мол, тебе.

– И что ты?

– Как обычно. Привязал к соснам, чтоб думали. Сууука! – Князев хлопнул ладонью по бритому черепу. – Сегодня какое число?

– Девятое.

– Август уже? – Князев даже бледнеет. – Я их ещё в июле привязал!

– Где?! – спрашиваю я, и сердце моё в это время стоит. – Пошли туда!

– Срать! – машет рукой Князев. – Чего уж теперь.

Привязывать в лесу – визитная карточка Князева. Только к женщинам он милосерден. Их он сразу топит в речках.

– Дела, значит, идут? – льстиво спрашиваю я в сторону.

– Идут, – пожимает плечами Князев. – Но денег не хватает.

Лицо его снова наливается кровью. Успокоился, забыл.

Власть Князева в лесу безгранична. Он живой леший. Правда, не помню, чтобы в сказках лешие тысячами кубов продавали бы древесину.

– Сколько же ты супостатов поборол так? – языком эпоса спрашиваю я.

– Ууу! – жмурится Князев.

Какие, вроде, у меня могут быть с ним общие дела? Никаких. Кроме давнишней вражды из-за женщины. Окончательно расправиться надо мной он не мог. Не позволил его собственный кодекс чести, гласящий: топить и привязывать только денег ради.

Я тогда работал с Мариной в школе. Она учителем английского, я – истории. Не иначе нечистая сила занесла нас на праздник в дом Князева. Кому-то из наших коллег он оказался то ли братом, то ли сватом. Что был за праздник, тоже не помню. Год прошёл.

Я уже трогал Марину за руку. До большего не доходило, потому что Марина вышла из просоветской семьи, хотя когда СССР пал, ей было семь лет. Так целомудренным октябрёнком она и оставалась, когда я с ней познакомился.

– Марину-то помнишь? – спросил я Князева, совсем как друг.

– А то! – к моей радости улыбнулся он.

Давай-давай, улыбайся. Сталина мне сегодня же и подаришь.

– Я недоноском её называл, – пустился щедро метать я бисер, – недоношенным ангелом. Имея в виду, что она родилась без крыльев. Шутил. Ей нравилось.

– Красивой вы были парой, – одобрил мою откровенность Князев. – Ты на меня зла не держи. Понравилась она мне дюже. Я тебя тогда, вроде, бил раза два.

– Ну вот ты, брат, вспомнил! – бодро соврал я. – Ерунда!

Не ерунда, нет. Год назад Князев поломал меня серьёзно. Рёбра, челюсть, нос – ещё ничего. Он мне счастье сломал. Марина отвернулась от меня, получающего минималку. Но и на Князева её долго не хватило. Испугалась она палача и пьяницу. Остался он с неутешным зудом в штанах.

– Да, кто старое помянет… – сказал он и похлопал меня по плечу.

На том проклятом празднике я и увидел Сталина. Редчайшая вещь! А из школы вслед затем я ушёл. Думал, найду место лучше, и до сих пор мыкаюсь. Никто не знает, что я даже чермет сдаю, чтобы прокормиться. Помоишник.

Что хорошо, это то, что не вспоминаю Марину. Не вижу, не брежу. На душе спокойно. Может быть, она уже нашла того, кто и с деньгами, и добрый. Дай бог!

Выбрались мы с Князевым из бурелома, где грибам не место. Осталось перейти поле, за которым шумел березняк. Там-то белых ого!

– Что-то тяжко мне, – вздохнул Князев и сел на перевёрнутое ведро.

Он развязал рюкзак, и появилась она, родная. Водка.

– Всё-таки я прихватил, – застенчиво пояснил Князев и протянул мне налитую на треть крышку от термоса.

– За грибы! – с готовностью взял я крышку.

Потом без тоста выпил он и спросил:

– А на черта ты меня вытащил? Я уж и забыл, что ты есть.

– Честно?

– Попробуй обмани, если смелый.

Князев посмотрел кровавыми глазами, и улыбаться мне стало труднее.

– Если честно, то так и быть! Хочу выманить у тебя бюст Сталина.

– На кой он тебе упёрся?

– Коллекционирую.

– Вон что! Поклоняешься Сталину?

– Честно? Да! – говорю я и жду, замерев.

– Правильно. Хороший был правитель. Гнид давил. Сейчас бы его.

– И я про то! – спешу поддержать удачную ноту. – Если б не он…