Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть

– Как это возможно? – спросил Стален Троцкина.

– Ёсиф, ты разве не понял до сих пор, в партии два человека имели аудиенцию с Ним, ну, ты понимаешь с кем, не хочу вслух произносить всуе его имя, если, конечно, здесь уместно слово «вслух». Вот нас и наделил Он даром сверхлюдей, а мы словно неопытные кролики, хотя я Лев, не развили дар этот до совершенства, хотя каждый из нас, безусловно, обладает разными способностями, но в чем-то мы похожи, и эта связь тому доказательство, – посвятил его Лев.

– Это ж надо. А мне тебя, Лёва, сегодня не хватает. Тут такое начинается, что я не понимаю моего участия во всем этом. Я привык решать все иначе, порохом и террором. Как с нетрадиционалистами, ну ты помнишь, – сказал Стален.

– Да, Ёся, помню и могу тебе сказать, что одними цветами не отделаться, есть у меня предвидение кое-какое. Найдутся извращенцы, которые испортят праздник, – выдал Троцкин.

– Тише, Лев, что ты говоришь такое. Надя вчера о них говорила то же, – ответил Стален.

– Что значит – тише? Нас и так никто не слышит. А про извращенцев я ей говорил накануне, еще до отпуска. Чтото мне подсказывает: много их еще пока по стране нашей ходит, а это мешает беспрепятственно провести революцию цветов, – возмутился Лев.

– Значит, ты знаешь исход? – спросил Ёсиф.

– Конечно, товарищ Стален, мне много чего известно, но все, конечно, я знать не могу, не дано, понимаешь. Но исход сего дня мне известен. Сегодня все будет хорошо, а вот через неделю извращенцы себя проявят, – констатировал он.

– А как их выявить за эту неделю, я их самолично зарежу, – невозмутимо парировал Стален.

– А это мне тоже не дано знать почему-то, – ответил Троцкин.

Подошел Джежинский и потрепал Сталена по плечу. Связь прервалась, и Ёсиф невольно дернулся.

– Ты чё, Филя, так и инфаркт схватить можно, чё пугаешь? – возмутился Стален.

– А я и не знал, что ты испугаешься. Смотрю, ты тудасюда шагаешь и что-то бурчишь нечленораздельное себе под нос, думаю: дай подойду и спрошу, все ли в порядке, – сказал Фил.

– Ну спросил? Вот и дуй дальше по коридору, не мешай думать, – осадил его Стален.

Джежинский развернулся и ушел восвояси. Стален снова стал расхаживать по комнате, продолжая курить трубку. Связь не шла. Он проделал несколько попыток, напрягая силу мысли, но безуспешно. На мгновение в левом ухе он услышал еле уловимый звон, но и он исчез. Тиннитус [20] . Связь ушла. Нервное напряжение Ёсифа достигло апогея. Он схватил в охапку с подоконника связку цветов и швырнул на пол. Надежда, которая не упускала из виду Сталена, в два шага оказалась возле него, схватила за руку и тихо проговорила:

– Ты что, Ёсиф, творишь такое? Мы для чего тут цветы распределяем, чтобы ты их шпынял куда попало?

– Но это невозможно уже видеть и нюхать, – ответил Стален. – Их тут столько, что негде ходить. И еще этот Филя со своими вопросами неясной определенности.

– Успокойся, дорогой. Не надо мандражировать, все будет хорошо, революция не в людях, а в умах, – успокаивающе сказала Надя.

– А ты говорила про извращенцев, дескать, они могут подпортить нам праздник, ты знаешь больше моего, или как? – спросил Ёсиф.

– Да нет же, все отлично, нет никаких извращенцев, – ответила Надя и тут же добавила: – Во всяком случае, сегодня нет.

– А завтра что? – поинтересовался Стален.

– А завтра будет завтра, до него еще и дожить надо. Извращенцы, Ёсиф, в любом начинании найдутся. Троцкин, друг твой, тоже извращенец был. У него на уме только порох и террор. Сейчас, сцуко, в Мексике кости парит. Не дрейфь, Ёся, идем в светлое будущее, – и Надя увлекла его за собой вглубь штаба.

Ёсиф не стал рассказывать ей о своем сеансе связи с Троцкиным. Он посчитал, что Надя, будучи реалистом, не поверит ему. Пройдя в центральную часть штаба, Надя встала на деревянный короб из-под цветов и похлопала в ладоши.

– Уважаемые коллеги! Прошу внимания.

Все дружно оторвались от распаковки цветов и устремили взоры на Пупскую.

– Итак, дорогие мои, – начала она. – Сегодня, после праздничного салюта, который оповестит нас о начале Великой революции цветов, командиры цветочных отрядов должны будут скомандовать своим бойцам о начале штурма царского дворца. Но, учитывая то, что дворец и так наш, это будет чистой формальностью. Основная задача ляжет на плечи каждого из вас в виде контроля по раздаче цветов и своевременном выявлении извращенцев. Надеюсь, нетрадиционалистов мы победили окончательно, – она взглянула на Ёсифа. – Продолжу.

По сути, наша революция свершилась раньше, с последним эшелоном сбежавшего царя, но для полной победы пролетариата необходимо цветами закрепить победу. Салют назначен на девять после полудня, внимательно следите за небом. Как увидите огненные цветы, начинайте наступление по всем направлениям. А завтра мы нашу революцию проведем по всей стране с Дальнего Востока, до Кёнигсберга. Благо паровозы с цветами отправились во все регионы заранее. Не обещаю, что будет легко и быстро, но в том, что мы победим, я не сомневаюсь, – закончила она.

Все дружно захлопали в ладоши с криками «Браво».

На короб встал Джежинский:

– А от себя могу добавить, что после революции на заднем дворе царского дворца для командиров и начальников всех уровней будут накрыты столы с икрой и шампанским. И заказаны скоморохи. Праздновать будем, и не один день. Думаю, два.

Аплодисменты усилились вдвойне и крики тоже.

– Баламут, – прошипел еле слышно Стален. Джежинский сошел с короба и, подойдя к Сталену, осведомился:

– Что, бурчишь, Ёсиф, радость-то какая. Все-таки Надя – великая баба.

– Сам ты баба, Надя моя женщина, а уже потом революционер. Это ты заруби себе на носу. Не будь меня, не было б и Нади. Усек? – злобно ответил Ёсиф.

– Усек, Ёсиф Виссарионыч, вы, конечно, у нас самыйсамый. Но Надя хороша, нечего сказать, – согласился Фил.

– А коль нечего, то и молчи, – приказал Стален.

Время неумолимо приближалось к девяти часам. Ожидание залпа салютовых орудий растянулось на века. Казалось, что это не произойдет никогда. Но солнце уже начало скрываться за горизонтом, и сумерки стали накрывать столицу черным одеялом. Штаб отдыхал в ожидании. Некоторые бравые командиры спали, сидя на стуле, склонив голову на плечо, издавая характерный храп пролетария, а некоторые, уставившись в окна, глазели в темнеющее небо, дабы не пропустить заветный сигнал.

Салют известил о начале Великой октябрьской революции точно в назначенное время. Тысячи ярких вспышек осветили темное небо столицы. Яркие языки пламени плясали и исчезали на горизонте, создавая настоящую феерию огненного танца. А под всей этой огненной вакханалией сотни тысяч людей и революционеров по-детски радовались свершенному перевороту. Командиры командовали, десятники раздавали цветы, а обычные жители столицы улыбались и целовались, передавая тем самым праздничное настроение. Улицы наполнялись цветочным флером и все большим количеством людей. Через час от начала революции они уже не вмещали всех желающих присоединиться к революционерам. Шествие вылилось на Дворцовую площадь. Посередине площади стоял трофейный броневик. Командиры, следуя инструкциям, полученным от центрального штаба, раскручивали движение толпы против часовой стрелки, что напоминало религиозный хадж вокруг незыблемой святыни. Надежда и остальные наблюдали за шествием из окна штаба до тех пор, пока спираль вращения толпы не превратилась в единое целое. С высоты окна это походило на Сатурн с одним широким кольцом.