Евгений Орел - Баклан Свекольный

Вскоре подсаживаются двое с виду приличных мужиков. Оба росту невысокого, средних лет. Внешне у них много общего, только один с плешью, а у другого, что помоложе, усы. Оба чуток во хмелю. Жестом лысый подаёт сигнал «два пива», и пока официант выполняет заказ, усатый втихаря достаёт из сумки бутылку водки.

Пиво приносят быстро, и в ход идёт народный коктейль «ёрш». Лысый предлагает добавить водки Феде, на что возражений нет, и все трое, подняв и содвинув бокалы, отпивают по несколько глотков «за всё хорошее».

Федина сосредоточенность обращает на себя внимание усатого:

– Слушай, братуха, у тебя такой вид, будто твоя голова или болит, или думает.

Ответ следует после бестолкового хлопанья губами в попытке изречь хотя бы звук:

– А я не больной! Я думаю. Я всегда думаю. Вот они там считают, – указывает лишь в ему известном направлении, – они там… они думают, что я не думаю. А я думаю, что я думаю.

Жестом показывает, чтобы ему в бокал добавили ещё водки.

– А может, тебе хватит, парень? – участливо спрашивает лысый. – Ты вон смотри, уж заговариваешься.

Из глубин памяти наконец-то всплывает искомый афоризм: «Если в кружку налить пены, в осадок выпадет пиво». Cбой в речи производит скомканный эффект, и шутка не принимается. Фёдора это не останавливает, и он делает ещё одну попытку сразить новых знакомых:

– Вот скажите, мужики, вы знаете, скоко н-н-населения Китая?

– Не-а, – в один голос отвечают оба.

– А хотите з-з-н-нать?

– А на фига нам это надо? – удивляется лысый.

– Ага, – соглашается усатый.

– Вот и я говорю: на фига оно мне? Но я знаю! – гордо заявляет Бакланов и тут же следует новый вопрос:

– А вот вы знаете ин… интег… интегральную… ик!.. теорему Ла… ик!.. Лапласа?

– Слушай, а чё ты выстёбуешься, а? – рассердился усатый.

– Ты шо, умный? Академик, блин? – вторит ему лысый.

Фёдор делает несколько попыток открыть рот, чтобы дать достойную отповедь на гнев случайных собутыльников. Его потуги напоминают кадры из немого кино. Наконец «озвучка» включается:

– Я – умный. А эти дебилы… ик!.. они уроды, они во… во-о-обще ни хр…ик!.. ни хрена не смыслят, – подняв указательный палец, Федя пафосно и на удивление чётко изрекает:

– Я без пяти минут кандидат наук! О как!

Заслышав «без пяти минут», мужики машинально смотрят на часы, отделанные под старину и украшающие стену пивбара.

– Ладно, извините, ребята, – Федя примирительно хлопает по плечу ближе сидящего к нему лысого, – ты, бр-браток, на меня не обижайся. И ты (обращаясь к усатому) не обижайся, ладно? Я всё равно хороший.

– Да уж, точно «хороший», – иронически замечает усатый, будучи хоть и «под мухой», но явно трезвее Фёдора.

– Давайте л…л…лучше в…в…выпьем!

– А не будет тебе? – снова проявляет заботу лысый.

– Точно! Будет! Спасибо, друг! – Федя неуклюже обнимает его и даже пытается чмокнуть посреди макушки.

– Ладно, ладно, – мягко отстраняется собутыльник, – всё нормально. Домой сам дойдёшь? Тебе куда?

– Дойду! Сосчитаю до пяти… Раз… два… три… четыре… пять, – резко встаёт и, не попрощавшись, «морской» походкой направляется к выходу. Извиняется, когда в дверях случайно задевает портфелем такого же поддатого, как он сам.

– Хм… – пожимают плечами усатый и лысый, тут же забывая об этом странном субъекте.

Свежий воздух бодрит. Несколько глубоких вдохов, и жить намного приятней. Ещё шагов триста вниз по переулку, а там уж и троллейбусы.

Навстречу парочка: она – длинноногая брюнетка, он – щуплый, очкарик. Фёдор останавливается. Что на него находит? Ведь он никогда прохожих не задирает.

– Ууу ты какая! – пытается ухватить девушку за локоть.

Её спутник хоть и понимает, что перед ним вдребезги наклюканный тип и реагировать на него унизительно, проявляет неуместное рыцарство:

– Ты что? Неприятностей хочешь? – сжав маленькие кулачки, он делает вид, будто сейчас же ринется на пьяного хама. Симпатичная спутница одной рукой удерживает «рыцаря» за локоть, другой – преграждает ему путь:

– Серёжа, не надо, прошу тебя! Пойдём отсюда!

Гонористый кавалер только этого и ждал. Не особенно его тянет ввязываться в словесно-кулачный диспут с уличной пьянью. К тому же столкновение с таким верзилой может закончиться больничкой. Понимая это, он всё же считает святым делом выпендриться перед дамой сердца. Сценарий отработан и проверен: намерение поставить на место уличного приставалу, возражения подруги вроде «не связывайся со всякими», своевременное согласие «не связываться» – а в результате и честь не растоптана, и кости целы.

Парочка уходит своей дорогой, а Фёдор своей. Позади себя он слышит:

– Я не потерплю, чтобы всякие… Таких надо ставить на место! – петушится интеллигентик, на что Фёдор издаёт:

– Хэ-гэ-гэ-гэ-гэ!

– Ладно, хватит! Чего тебе связываться со всяким пьяным мурлом? – уговаривает его подруга.

«А красивая, зараза, м-м-м…» – мыслит Федя вслух.

Несколько раз судорожно икнув, он понимает, что пора искать кустики. Благо, вдоль тротуара тянется палисадник.

Стошнило его по-страшному, показалось, что выворачиваются все внутренности. Закончив «детоксикацию», Федя вытирается носовым платком и швыряет его туда же, в кусты.

Становится заметно легче. Кажется, понемногу наступает отрезвление. До остановки совсем чуток.

Взгляд фиксируется на одном из окон, в котором видны контуры изящной женской фигуры. Рядом с красавицей вырисовывается другой профиль, явно мужской.

– Тьфу, чёрт! – ругается Федя вслух и разочарованно продолжает движение.

Тишина ночного города, нарушаемая шуршанием колёс и мягким урчанием двигателей несущихся мимо «иномарок». Мягкое шмелиное жужжание троллейбусов, уходящих «спать»…

«Хм, откуда это? – на ходу задумывается Фёдор. – А, ну да, старая советская песня [39] ». Улыбнувшись чему-то приятному из далёкого детства, он мурчит сначала про себя, а затем и всё громче вслух:

Проходящие мимо две девушки опасливо отстраняются «от пьяни, а то ещё приставать начнёт». Федя придурковато гыгыкает им вслед, и песня возобновляется:

Память даёт сбой, и вместо слов опять мугыканье:

«М-г-мг…» – и тут вылетело из головы, а может, никогда там и было.

Ещё две строчки на «мур-мур-мур»… И дальше почти по тексту: