Евгений Орел - Баклан Свекольный

Мрачным взором Ольга осматривает пришедших. Язык не поворачивается произнести страшную новость, хотя все и так поняли: случилось несчастье.

Из кабинета выходит Саврук, чтобы объявить о переносе планёрки из-за срочного вызова на коллегию в министерство.

– Бакланов умер, – сообщает ему один из сотрудников.

– О, господи… – на мгновение теряется директор, но тут же взяв себя в руки, отдаёт распоряжение: – Оля, позвони Ковалёвой, пускай профком занимается…

Не договорив, чем надо заниматься профкому, Саврук покидает приёмную.

Заведующие отделами расходятся, и новость моментально облетает институт.

В зале заседаний собирается профсоюзный комитет. Подходят сотрудники отдела цен, по понятным причинам не нуждающиеся в приглашении. Подтягиваются коллеги из других секторов и отделов. Анатолий Ерышев, как член профкома, тоже являет себя народу, испытывая двойственные чувства по поводу кончины ненавистного Бакланова.

У окна неподалёку в безутешных рыданиях стоит Лена Овчаренко, не решаясь войти.

О нападении на Бакланова Виктор Ефимович Приходько узнал ещё в субботу днём, и его свалил сердечный приступ.

Выясняется, что хоронить Федю некому. Родители в разводе, отец пьёт, а мать в эмиграции. О родственниках сведений нет, друзей Бакланова тоже никто не знает.

Об этом и докладывает Ковалёва:

– Товарищи… ой, извиняюсь, пани и панове, – на ходу исправляется она, – сегодня утром, как вы уже знаете, умер младший научный сотрудник отдела цен Бакланов Фёдор Михайлович. Вчера ему исполнилось тридцать лет.

Голос её вздрагивает, Ковалёва берёт паузу, с трудом удерживая подступивший к горлу комок.

Пришедшие грустно кивают, женщины всхлипывают. И не столько по Бакланову как человеку, сколько потому что «такой молодой, жизни не повидавший…»

После короткого обсуждения делается вывод: институту надо взять на себя расходы, да и вообще организацию похорон.

– Жаль парня. Он ведь на самом деле был не так плох, каким казался. Скорее даже не казался, а выставлял себя с плохой стороны, – замечает Кацман.

– И ужасно несамостоятельный, – сокрушается Примакова.

– Да, и неконтролируемый, – прибавляет Цветин.

– Это вы чересчур, Виктор Васильевич, – не соглашается Кацман. – В контроле Федя не нуждался, ему просто нужен был наставник, а точнее, добрый советчик. Понимаете? Не ментор ему был нужен, а хороший друг.

– Ну да, наставник, – иронизирует Цветин, – вот Приходько пытался его «наставить», говорил, потенциал у Бакланова большой. И толку с того?

– Перестаньте, Виктор Васильевич, – одёргивает его Примакова, – человек умер, а вы о нём… Да и неважно сейчас, какой у него был потенциал.

В разговор влезает Романченко:

– Ладно, я вообще промолчу.

– Вот и промолчите! – раздражается Примакова. – Я же помню, как вы его постоянно третировали. Да вы кого угодно достанете!

– Та я ничего, я же говорю, что промолчу, – Романченко понимает, что его реплики выглядят, как поход свиньи в посудную лавку.

– Грамотно и хорошо умел писать, излагать свои мысли, – Зинаида Андреевна возвращается к достоинствам Бакланова.

– Грамотно, вам ли не знать, – не сдерживается Романченко, – хорошо он вас тогда на место поставил с этим «согласно чего».

– Да хватит вам! – неожиданно вмешивается Ольга Выдрина. – Учёные, понимаешь ли, доктора-кандидаты, а грызутся, как бабы на Подольском рынке!

Спорщики опешили. Ольга сквозь слёзы продолжает:

– У него мать за границей, а с отцом Фёдор не общается… в смысле, не общался. Он вообще один!

– Уж тебе ли не знать, – снова ёрничает Романченко.

– Это вы на что сейчас намекаете? – строго спрашивает Ольга.

– Да нет, ничего, – осёкся он, – это я так. У тебя же с ним что-то было?

– Что – было? – настаивает Ольга. – Какое вам дело?

– Люди, да перестаньте, – умоляюще вмешивается Ковалёва. – Хватит вам собачиться! Человека уже нет, и он вам не ответит, а вы тут устроили чёрт знает что такое!

В возникшей тишине, ни к кому не обращаясь, Выдрина говорит:

– Грешно, конечно, плохим словом поминать покойника, да вот гадость он мне сделал: кляузу написал, будто я… такая-растакая… – она не решается уточнять, какая именно. – Типа такой образ жизни веду… – и добавляет вполголоса: – Из-за этого мне и материальную помощь не дали…

Сотрудник отдела технологий Сергей Иванин в это время пил воду. Услышав Ольгины обвинения, он едва не поперхнулся:

– Позвольте, Оля, что вы такое говорите? Бакланов ничего на вас не писал! Это Ерышев рассказал на заседании профкома о том… Ну, одним словом…

– Как – Ерышев? – изумляется Ольга.

Ещё несколько человек подтверждают, что на заседании профкома именно Анатолий делал устное сообщение о якобы похождениях Ольги Выдриной.

Поняв, что его коварный умысел раскрыт, Ерышев съёжился, поганые глазки забегали, будто у нашкодившего собачонка.

– Как – Ерышев? – повторяет Ольга, до сих пор не веря услышанному и поворачиваясь в сторону разоблачённого негодяя.

Все в тихом шоке. Лена Овчаренко подходит к Ерышеву, и зал сокрушает эхо от звука хлёсткой пощёчины.

– А я ведь тоже была уверена, что это Бакланов оклеветал Выдрину, – сокрушённо признаётся Лена.

Клеветник с покрасневшим от позора лицом не издаёт и звука.

– Господи, какая же я дура! – впадает в истерику Ольга.

Все думают, что она убивается по Фёдору, но на самом деле к ней пришло понимание, что с её подачи убит ни в чём неповинный человек.

– Как я могла поверить, что это Бакланов?! – не успокаивается Ольга. – Он, конечно, негодник ещё тот, но чтобы так оговорить кого-то – это же немыслимо! – сделав паузу, она продолжает в более спокойном тоне: – Но Федька и сам виноват: я когда его спрашивала, мол, зачем ты это сделал, так он давай кривляться, выделываться. Ну вы же знаете, как он умеет. Вот я и поверила, что это он меня так опозорил. А на самом деле, значит, это твоих рук дело, гад ты этакий?!

Звон пощёчины раздался ещё раз: теперь Ерышев получил и от Ольги.

– За что?

– За что-о?! Ты, скотина, не понял? А за то, что ты меня опозорил на весь институт, а свалил всё на Баклана! Какая же ты… мразь!

И дальше – обращаясь ко всем:

– Это Ерышев сказал мне, будто Бакланов написал письмо с гадостями про меня. А я наехала на Федьку, – её снова душат слёзы, – идиотка я такая!

Ольге понятно, что не стоит развивать скользкую тему. Да и кому эти подробности нужны? «Кроме следствия», – мелькает у неё в голове, и она умолкает, не желая давать повод думать, будто у неё могли быть мотивы убийства Бакланова.

– Послушайте, Сергей, – обращается Кацман к Иванину, невольно раскрывшему подлую сущность «самого молодого доктора наук». – Если вы знали, что Ерышев оклеветал Бакланова, почему же раньше не вывели этого негодяя на чистую воду?