Виктор Дьяков - Наследство

После смерти жены, только занятия любимым садом позволили Григорию Кузмичу выйти из длительной депрессии. В девяностых он уже стал известным на всю округу поставщиком сортовых саженцев. За ними к нему приходили как местные жители, так и дачники из близлежащего садового товарищества, приезжали и из далека. В родном поселке едва ли не в каждом втором саду-огороде росли яблони привитые Григорием Кузмичем. Его собственный сад тоже разрастался, тесня картошку, морковь, свеклу, огурцы, клубнику. В урожайные годы яблоки уже становилось некуда девать, и он их просто раздавал. Нет, он не был бессеребренником, он бы продавал, если бы имелась такая возможность. Но в советские времена власть почему-то не удосуживалась организовать скупку у отечественного частного производителя плодов той же антоновки и грушовки, прекрасно родящихся в средней полосе, даже за символическую цену, и обеспечить этими прекрасными яблоками хотя бы ту же Москву. Они предпочитали поддерживать венгерского производителя, закупая в огромных количествах тамошние яблоки. Впрочем, эта «болезнь» отечественной торговли сохранилась и после развала Союза. Правда, ассортимент яблок на рыночных прилавках стал неизмеримо богаче, но то опять в основном были импортные яблоки, вплоть до далеких из Австралии и Южной Америки. А свои? Только в период сбора урожая, с августа по октябрь, имелись они в продаже и все, нет их, опять все сплошь импортом забито. Почему? Ведь зимние сорта отечественных яблок можно хранить до весны. Эти вопросы и в советское и в постсоветское время не давали покоя Григорию Кузмичу. Почему не ездят по деревням и поселкам, почему не покупают, не продают на рынках и в магазинах, почему садоводы вынуждены скармливать урожай скоту, зарывать в землю? Да если бы наладили сбыт, в том же Подмосковье и окрестных областях можно такое яблочное производство наладить. Ведь здесь хорошо растут не только традиционные русские сорта. Мелба, мантет, уэлси, лобо, спартан … зимостойкие канадские сорта отличных вкусовых качеств и лежкости. Все эти яблони имелись в саду у Григория Кузмича и прекрасно плодоносили.

И еще один вывод за время своей садоводческой деятельности сделал Григорий Кузмич. Он безо всякой подсказки со стороны осознал величайший миф, сотворенный в свое время советской пропагандой, имя которому Иван Мичурин. У него в саду было дерево сорта «Пепин-шафран». Это лучший сорт яблони, выведенный Мичуриным. Лучший!!! Это недолговечное дерево, некрупные и мельчающие с увеличением возраста яблони плоды, плоды весьма посредственного вкуса. Разве можно этот сорт равнять с «Симеринкой», которую культивируют во всем мире. А кто знает садовода Симеренко, ровесника Мичурина, выведшего это чудо-яблоко. В мире его, конечно, знают, а почему в бывшем СССР и нынешней России он известен только специалистам? Зато здесь все знают Мичурина, даже те, кто бесконечно далек от садоводства, знают его историческую фразу: «нам некогда ждать милостей от природы – взять их наша задача». Громкие, пафосные слова, а что на деле? … Всего лишь «Пепин-шафран» – средний размер, средний вкус, средняя лежкость. Симиренко не произносил громких слов, он вывел свою «симиринку», крупную, чудесного вкуса, сохраняющую твердость и вкусовые качества при хорошем хранении до апреля следующего года. Не бросали громких слов на ветер и те, кто выводил «Мелбу», «Уэлси», «Мантет» … Их имена широко не известны, зато все знают прекрасный вкус этих яблок, как и вкус яблок «народной» селекции, «Антоновки», «Грушовки», «Штрефлинга» … Зачем вообще нужны громкие с политическим подтекстом фразы в таком тихом, мирном, аполитичном деле, как садоводство? Но слова-то как хороши, уж больно они большевикам по душе пришлись. Вот за то они и громогласно провозгласили среднего селекционера великим ученым, преобразователем природы.

Но в последнее время куда больше чем эта «садоводческая» несправедливость душу Григория Кузмича глодал совсем иной «червь». Действительно, если переживать о всех несправедливостях, что творились при большевиках, которые после утраты ими власти стали как подснежники после зимы вылезать на всеобщее обозрение, так никаких нервов, никакого здоровья не хватит. И потому Григорий Кузмич предпочитал «мучиться» своими собственными проблемами, наиболее «больной» среди которых была … Каждому делу нужен продолжатель, как капиталу наследник. Его и дело, и капитал – это сад, который он посадил, столько лет холил и лелеял. Сын? Увы, сын пошел совсем не в отца. Закончив школу, он так же как отец поехал поступать в московский ВУЗ… и поступил. Поступил не потому, что учился лучше, чем в свое время отец, он учился хуже. Просто он ехал в Москву не для того чтобы учиться в лучшем институте и потом заниматься наукой. Он ехал, чтобы просто поступить в любой, но во что бы то ни стало зацепиться в Москве. Он поступил в автомеханический, где конкурс не превышал трех человек на место. И все, он выполнил свою программу-минимум, зацепился в столице. С тех пор отца он навещал не часто, в основном, когда испытывал нужду в деньгах. Куда чаще Григорий Кузмич к нему наведывался, сначала в студенческую общагу, потом в коммуналку… потом в отдельную квартиру. Сын стал полноправным москвичом благодаря женитьбе на москвичке и очень этим гордился. Впрочем, больше ему гордиться особо было нечем. Хоть он и выучился на инженера, но дело свое не любил, специалистом стал так себе, и карьеры не сделал… но в Москве прописался. Он, конечно, не мог стать наследником и продолжателем дела Григория Кузмича. И стало бы совсем тоскливо и безрадостно жить старому учителю на склоне лет, если бы вдруг, до того не очень ласковая судьба ему широко и лучезарно улыбнулась. В 91-м году у сына и его жены родилась дочь Даша, и они где-то с 95-го года стали летом регулярно ее привозить к нему, дышать свежим воздухом, кушать яблоки прямо с яблонь. И вот, когда Даше минуло восемь лет, Григорий Кузмич заметил, что внучка постоянно увязывается за ним, когда он шел работать в сад. А в десять лет она вдруг его попросила:

– Дедушка, научи меня прививать яблоньки…

Откуда ни возьмись у этой городской девчонки проявилась тяга рыться в земле, осваивать технику косого среза, овладевать мастерством колеровки. Она буквально вытягивала из деда, и как губка впитывала все премудрости садового дела, перечитала всю специализированную литературу в его библиотеке, сама стала привозить ему из Москвы новые книги по садоводству. Сын с невесткой были против, хотели даже запретить ей ездить к деду. Но она уже и без всякого разрешения, сама садилась на электричку и ехала к своему любимому деду, в свой любимый сад. Ей не давали денег на билет. Она ездила зайцем, бегая в толпе прочих безбилетников по вагонам от контролеров. Об этом узнал Григорий Кузмич и сам стал давать ей деньги. Но тут возникла новая опасность. Даша росла, превращаясь в весьма привлекательную девушку, и родители обратили на это внимание Григория Кузмича.