Шамиль Идиатуллин - Rucciя

Тут я не выдержал и заявил: «Значит, так, Петр Павлович. Все жалобы и идеи по поводу того, что я непрофессионально обрабатываю тексты и бабло за них беру, прошу излагать не мне, а Долгову Алексею Ивановичу, это по коридору чуть дальше и направо. На этом айда закончим. Мне такой базар надоел, и я вообще очень удивлен».

Петю это наконец пробило, он покраснел, стал суетлив и шепеляв, и принялся извиняться. Я полминуты был гордый. Потом стал великодушный. Тут Петя снова зацепился за эту фразу дикую, я выругался, Петя ойкнул, опять рассыпался на извинения и скрылся, потом засунул голову в кабинет и пообещал в ближайшее время позвонить, потому что есть еще одна тема, но сейчас, пожалуй, не до нее – еще раз извини, переклинило меня что-то, в самом деле. Я отмолчался, решив дальнейшее общение с Куликовым свести к минимуму – а то он в следующий раз мои музыкальные вкусы обсуждать начнет, а тут совсем уже широкие возможности для вынесения общественного порицания. Я даже поразмыслил над возможностью наябедничать на Куликова Гильфанову, чтобы тот по своей линии коллегу урезонил, пока коллега кусаться не начал. Кусающийся чекист – это, я вам скажу, штука посильнее баксов. Но в итоге я решил, что закладушничество – не наш метод, и ябедничать не стал. И потом, фраза действительно была негазетной, и сохранилась в тексте только благодаря моему малодушию – автор так умолял сохранить именно ее в первозданном виде, что я решил не докапываться до мелочей. Проявленное малодушие заставляло меня стыдиться – а я это дело не люблю и злюсь всякий раз.

Куликов подкараулил меня следующим утром на Баумана, когда я шагал со стоянки к зданию редакции. Он нерешительно тронул меня за рукав, робко поздоровался и попросил десяток минут для очень важного разговора. Мне совсем поплохело, поскольку товарищ явно собирался либо униженно извиняться за вчерашнее, либо объяснять свою упорность, вернувшись к больной теме заново. Но я пошел с ним до ближайшей лавке у фонтана с толстыми бронзовыми лягушками. Потому что не драку же устраивать с чекистом – тем более, что он небось владеет смершевскими навыками боя вприсядку, а я в очередной раз забросил утреннюю гимнастику (по системе Миллера, дело которого живет) две недели назад, когда связался с Магдиевым.

Разговор с пугающей точностью уложился в десяток минут, и оказался бешено интересным. Про вчерашнее Петя почти не вспомнил, ограничившись коротеньким сожалением по поводу продемонстрированного занудства и некорректности (так и сказал). И тут же спросил, как я отношусь к возможности сделать интервью с Аязом Гарифуллиным и Рифкатом Давлетшиным. Аяз Гарифуллин был бывшим замминистра внутренних дел Татарстана и нынешним министром по версии Придорогина, а Рифкат Давлетшин – бывшим местным полуолигархом от нефтянки. Наверное, лишь страшное усилие воли удержало Придорогина от того, чтобы назначить экс-вице-президента «Татнефти» и экс-министра топэнерго РТ альтернативным президентом Татарстана или там ханом в изгнании. Оба последнюю пару лет были московскими чиновниками среднего звена, оба покинули Татарстан с закулисными скандалами и оба считались бывшими доверенными лицами, а ныне – довольно злыми врагами Магдиева. Сам Магдиев их молчаливо презирал, а любые вопросы по поводу ренегатов игнорировал.

Я несколько секунд рассматривал Куликова, который перенес эту процедуру стойко и молча. Для верности я уточнил, имеет ли смысл спрашивать, от кого исходить приглашение к интервью. «Будем считать, от фигурантов», – предложил Петя. Я согласился и сказал, что в принципе идея мне нравится, может получиться неплохой скандал. Но я хочу знать, во-первых, какую цель преследуют организаторы интервью, во-вторых, что они видят оперативным поводом для разговоров с оппозиционерами. Куликов начал с ответа на второй вопрос, и начал ерундой. Первые два варианта я забраковал, и тогда Петя с неожиданной легкосьтью выдал вполне бенцевую идею: «Через пару лет перевыборы Магдиева. Люди хотят примериться к его посту».

Это, в принципе, было ответом и на первый вопрос – люди хотят оценить общественное мнение в республике. Поэтому я для порядка спросил, можно ли будет спросить у Гарифуллина, куда он дел джип, подаренный «борисковскими». А получив заверения, что можно задавать любые вопросы в любой последовательности, сказал, что готов, и поинтересовался, как и когда встречи могут быть организованы. Оказалось, что у названных Петей людей в каждую часть тела было засажено по шилу: по словам Куликова, самолет для меня уже стоял под парами, а Гарифуллин с Давлетшиным ждали меня в московской гостинице «Севастополь» в течение послезавтрашнего дня. Дорога, стол, командировочные и гонорар оплачиваются принимающей стороной. Я засмеялся и сказал, что дорога и стол само собой, с командировочными подумаем, а гонорар мне редакция заплатит, так что не надо. И послезавтра не получится – Магдиев явно предвидел действия своих оппонентнов, потому что назначил как раз на послезавтра колоссальную прессуху с участием чуть ли не всех журналистов планеты. И я, уж извините, послезавтра в губернаторском дворце Кремля буду, а не в «Севастополе». Петя заметно огорчился, но спорить не стал. Лишь уточнил тему прессухи и точно ли она не может перенестись, а заодно, ухмыльнувшись, осведомился, а сам он не сможет ли попасть на мероприятие – больно уж интересно ему Магдиева вживую в нынешней ситуации послушать. Я пожал плечами и предложил Пете срочно устроиться на работу во влиятельное федеральное, а лучше иностранное СМИ. Или хотя бы похитить ихнего корреспондента, а документы переправить на себя. Посмеявшись по этому поводу, Петя предложил: «Лучше ты мне расскажешь, как все было». А я предложил ему читать «Наше все», в котором мой сумрачный татарский гений изложит все подробности куда лучше, чем я это делаю в устном порядке. На том и расстались, договорившись созвониться вскоре после прессухи и назначить все-таки встречу в «Севастополе». Тем более, что после магдиевского брифинга и у меня будет больше вопросов, и у оппортунистов – больше свежих ответов.

Размышления по поводу того, как славно было бы устроить здесь и сейчас совместную прессуху Магдиева, Давлетшина и Гарифуллина, развлекли меня, пока я, благополучно миновав тайницкого сержанта, карабкался по крутому (градусов тридцать пять) подъему. Проходя мимо нового дворца, стоявшего справа, так сказать, в профиль, я обратил внимание на то, что российский флаг на нем развевается ничуть не ниже, чем татарстанский. Интеллигентно, подумал я, стараясь не пыхтеть вслух. Зато поверх черных пик, огораживающих двор губернаторского дворца (он располагался за коричневой громадой башни Сююмбике слева и вполоборота ко мне – соответственно, и к юному конкуренту) в гордом одиночестве реял президентский штандарт. А вот так, снова подумал я, сворачивая влево, к раздвинувшим черные пики воротам. Ворота занимал парадный милиционер, рядом с которым топталась пара не без выпендрежа одетых ребят примерно моего возраста. В руках они держали закатанные в ламинат удостоверения. Второй милиционер ковырялся в будочке сразу за воротами – видимо, сверялся со списком приглашенных. Вдоль главного здания Пушечного двора, со стороны Спасских ворот, подходили еще человек пять, и тоже незнакомых. Я удивился, а потом сообразил, что это, видимо, московские коллеги, прибывшие на заведомо скандальную прессуху. Странно только, что они вразброс к месту назначения подходят. Наверное, притыдыхтали в семь утра «Татарстаном» и решили по Казани прогуляться. Чтобы рипорт написать про город, придавленный предчувствием войны. Хотя нет, Дамир, магдиевский пресс-секретарь, когда мы вчера болтали, сказал, что под москвичей специальный чартер отправился. Ну да и бог с ними, было бы чем голову ломать. Забавно только, что журналисты в Москве одинаковые какие-то пошли: все мужеска полу, в цветущем возрасте и при аккуратной стрижке. Надо брать пример.