Шамиль Идиатуллин - Rucciя

Один из незнакомцев обернулся на мой взгляд, приветливо улыбнулся и подошел ко мне, источая московскую самоуверенность и запах дорогого парфюма.

– Коллега? – спросил он, улыбаясь.

– Наверное, – сказал я. – Вы из пожарной охраны?

Собеседник с удовольствием рассмеялся.

– Ну да, газета «Дым отечества». Прессуха здесь будет?

– Да вроде должна, – сказал, соображая, двигать ли уже к милиционеру с удостоверением наперевес, или лучше минут пятнадцать погулять на свежем воздухе – хотя бы и в плотной завеси ароматов триколорной Москвы. А то ведь загонят в предбанник дворца, и чисть там ботинки в специальном автомате под свирепым взглядом охранников. В любом случае, к милиционеру идти пока рано – его так обступили москвичи, что и фуражки не было видно. Парень рядом со мной тоже бегло посмотрел назад, видимо, пришел к тому же выводу и сказал, протягивая руку:

– Давайте знакомиться. Дима Чурылев, RussiaToday.

– О, – сказал я, отвечая на пожатие. – Today, tomorrow and forever. Вас-то мне и надо.

Миша заулыбался, ожидая продолжения, но тут за моей спиной сказали:

– Вау. Летфуллин лично пожаловали. Не иначе, снег будет.

Легко, будто и не в гору, приближалась Алсу. За ней брел оператор со штативом и камерой. И я в очередной раз порадовался тому, что не променял газету на ТВ. А заодно и тому, что ГТРК не поддалась моде, сразившей частные телекомпании, и удержалась от оптового приема на работу операторов не сильного, а прекрасного пола. Ведь последние годы на прессухи ходить было страшно: чуть зазеваешься, и тебя сшибает с ног деловитая девица в комбинезоне, на плече которой бетакам, а под мышкой зажат пудовый штатив. Первое время народ, в том числе и я (пока совсем не зажрался и не стал кабинетным пауком) порывался помочь – и нарывался на такую бездну молчаливого презрения, что только судорожно сглатывал и удалялся от греха в самый дальний уголок. Теперь все стали ученые, и только стыдливо прятали руки за спину, когда мимо с пыхтением пролетала амазонка с камерой. Мужики-операторы, надо сказать, их тихо ненавидели – примерно как водители коллег противоположного пола.

ГТРК, говорю, была не из таковских и использовала прекрасных дам сугубо по назначению. Репортеры среди них тоже попадались, но Алсу, скажу это с гордостью, была лучшей. С гордостью, потому что это я ее натаскивал лет пять назад, когда она два лета подряд проходила практику в нашей газете. Совсем дремучая красоточка была, и на первых порах я думал, что все кончится двумя заметками, одну из которых я напишу сам, а вторую, доверенную практикантке, так и не опубликую – а потом придется еще и в характеристике для универа врать, что студентка Замалетдинова, несмотря на юный возраст и отсутствие опыта, проявила себя как умелый журналист, и только катастрофическая нехватка места на газетной полосе не позволила и так далее. Но миловидность Алсу скрывала, да так и не скрыла ясный ум, редкостную обучаемость и уникально ровный характер. Так что пока я строил планы на то, как курсу к пятому возьму ее себе в отдел экономики и потихоньку выращу до завотделом, девицу увели из-под моего неказистого носа гады-рекрутеры с ГТРК. Компания переживала тогда обвальное сокращение штатов в связи с возвращением в федеральное лоно (а все людские и технические ресурсы, накопленные за последние годы, перетекли в специально созданную властями Татарстана бридж-компанию). Тивишники цопнули мою Алсушу и сделали прямо из третьекурсницы старшим корреспондентом, а через пару месяцев – редактором новостей. Я не возражал – да и что я мог возразить? Но Алсу, как честная девушка, все равно с первой же телезарплаты явилась к нам с тортом наперевес и устроила масштабный отходняк, на который, похоже, вся зарплата и ухнула. Все напились, я разболтался и сдуру похвастался, как именно на третьем курсе отказался от должности редактора теленовостей (боялся, видимо, что камеры таскать заставят). Это дало Алсу повод который год подряд при каждой нашей встрече прохаживаться по поводу того, какая она не гордая, и как она доедает то, что отцы и наставники не доели.

Чмокнувшись, мы потрепались на эту тему с полминуты. Оператор, не обращая на нас внимания, поставил камеру наземь, расправил штатив и принялся, вполголоса матерясь, что-то в нем ломать. Тут я вспомнил, что грубо бросил москвича Диму, так и не узнавшего, чем я недоволен в деятельности ведущего российского интернет-издания. Я сказал:

– А вот, Алсуш, знакомься… – развернулся, и обнаружил, что хоть запах Чурылева живет и побеждает все прочее, но гордого носителя дорогого аромата нет ни рядом со мной, ни поодаль. Не было и остальных москвичей, более того, не было и привратников, причем ворота оказались притворены, а ментовская будка, зеркально отсвечивающая тонированными стеклами, и вовсе наглухо закрыта. Здрасьте, на фиг, испуганно подумал я, вообразив вдруг, что как Рип ван Винкль заспал прибытие остальных журналистов и их торжественный проход во дворец. Я сорвал с пояса телефон и посмотрел на экранчик. Было без двадцати. Я облегченно вздохнул, вернул аппарат на место и подумал, что, видимо, менты получили приказ заводить прессу в здание группами. Это было странно, потому что привратники без ворот существовать не могли, что доказывалось уже на словообразовательном уровне. Ну да это проблемы не моя, а филологов и службы охраны.

Тут я сквозь деревья заметил, что из второго подъезда дворца на высокое крыльцо вышел москвич Дима, деловито огляделся по сторонам и зашагал к воротам. Не взглянув на будку, он вышел за ограду, опять притворил калитку и встал рядом с ней, как часовой – разве что не по стойке смирно. Да еще часовому плейер не положен, а Чурылев выудил из-за ворота бесцветный наушник и вставил в ухо. Я вопросительно посмотрел на москвича, он подмигнул мне, улыбнулся и пожал плечами. Идти расспрашивать было лень – впрочем, и так все было понятно. Правильно я догадался: коллег заводят во дворец мелкими группами, чтобы, значит, не создавали сутолоки. Накопится еще группа, выйдет провожатый и, куда деваться, проведет. А Дима пока ждет отставших земляков.

– Вот смотри, Алсу, – сказал я назидательно, – будешь хорошо себя вести и делать правильные репортажи, возьмут тебя в Москву, оденут хорошо, спрыснут шанелем и купят классную фигуру.

– Гад ты, учитель, – сказала Алсу с оправданной обидой.

– Я не гад, я просто комплексую.

– Не комплексуй, у тебя тоже ноги красивые, – сказала юная нахалка.

– Балда, я не на твоем фоне комплексую, а вот этого орла, – сказал я, незаметно кивая на Чурылева. – Зырь, каким должен быть настоящий журналист: лицо волевое, выправка военная, и взгляд как у волка. А запах…