Николай Семченко - Одиночество шамана

Настя, изумлённая такими шутками, просто дар речи потеряла. Михаилу Алексеевичу, похоже, было всё равно. Он равнодушно оглядывал проходящих мимо и думал о чём-то своём.

Надежда с досадой поморщилась: всё-таки Андрей сумел уйти от прямого ответа на вопрос, и это ей было неприятно. Хотя, с другой стороны, какое ей теперь до него дело? У каждого из них своя жизнь, и он не обязан отчитываться ей, да и девушку, похоже, тяготит весь этот разговор. «А она ничего, – подумала Надежда. – Симпатичная, скромная и, похоже, любит Андрюшу, вон как преданно смотрит, и за его руку держится, будто тонущий за спасательный круг. Интересно, давно у них роман?»

Пока она мучительно раздумывала, как бы поприличнее об этом спросить, Михаил Алексеевич подманил девушку-цветочницу, ту самую, у которой Андрей купил букетик.

– Сколько это стоит? – он ткнул указательным пальцем в букет с калой и, услышав цену, изумился: Так дорого? Не может быть! На рынке в два раза дешевле.

– Зато, извините, вам туда ходить не надо, – парировала цветочница. – Букетик свеженький, прямиком из оранжереи, простоит долго.

– Да он общипанный какой-то! – Михаил Алексеевич явно пытался сбросить цену. – Вот тут, сбоку, чего-то не хватает, будто вынули цветок или даже два…

– Это так задумано, – нашлась продавщица. – Ну, ладно, я вам уступлю, – и назвала другую цену, которая, видимо, Михаила Алексеевича устроила, поскольку он полез за кошельком. Цветочница же заговорщически подмигнула Андрею: не выдавай, мол, секрета.

– Во! – довольный Михаил Алексеевич протянул Надежде букет. – Глянь, какой пышный! А насчёт общипанности я специально сказал. Чтоб сэкономить. Зайдём сейчас в круглосуточную аптеку, купим тебе витаминчиков…

Надежда букет взяла, но как-то вдруг поскучнела. Расчётливость и домовитость мужа, видимо, не всегда ей нравились, особенно если эти качества демонстрировались при посторонних.

Цветочница, отойдя на безопасное расстояние, вдруг обернулась, скорчила рожицу и выпалила:

– Сам ты общипанный!

– Дурочка, – пробурчал Михаил Алексеевич.

– Не обращай внимания, – Надежда подхватила его под руку и кивнула Андрею с Настей. – Пойдём мы, пожалуй… У нас четкое расписание: свежий воздух – полтора часа, дальше – классическую музыку дома слушаем: полезно будущему ребёнку, – она грустно улыбнулась. – И цветы ему полезны. Мать любуется на них, получает положительные эмоции, которые передаются плоду… Э! Да что говорить? Вы об этом в журнале «Девять месяцев» можете сами прочитать. Михаил Алексеевич мне его выписал. Полезное чтение…

Муж, однако, утомлённый долгим прощанием, нетерпеливо дёрнул её за руку, кивнул Андрею с Настей и решительно двинулся вперёд – Надежда, прилипнув к нему, вынуждена была подстроиться под его шаг. «Вот и всё, – подумал Андрей. – Как говорится, уходя – уходи. Но почему я даже не разволновался? Всё-таки у нас что-то было… А что, собственно, было? Может, Надя меня любила. Но я… Что я? Не знаю. Вернее, знаю, но не хочу признаться даже сам себе. Мне просто нужна была женщина. Ну, не резиновую же куклу покупать, в самом деле… Мерзко поступал? Тоже не знаю. Потому что ничего, в сущности, не обещал. И нам в постели было хорошо, а всё остальное так ли уж важно? Вру. Конечно, важно. Но не для меня. Я не выдумывал любовь. Зачем её выдумывать? Она либо есть, либо её нет. Но я благодарен Надежде… Да, именно: благодарен! И это всё? Господи, какие глупости лезут в голову… Я какое-то чудовище! Потому что пытаюсь оправдать себя. Надо же, препарирую чувства, как какой-нибудь естествоиспытатель-педант…»

– О чём задумался, детина? – весело спросила Настя.

– Да так, – он неопределённо повел плечом, – о всяком разном. Например, о таком: а не выпить ли нам по чашечке кофе в «Хижине»? Там подают великолепные пирожные из густых сливок, йогурта и шоколада.

– С ума сойти! – восхитилась Настя. – Прямо как в Париже…

– А давно ли вы, сударыня, из Парижу?

Они снова шутили, смеялись, и пили крепкий кофе, и лакомились изумительными воздушными пирожными, и опять бродили по парку, усаживались под пёстрые зонтики уличных кафе, брызгали друг на друга водой из фонтанов; занимались, с точки зрения здравомыслящего человека, всякой ерундой, например, Настя набирала в рот апельсинового соку и, целуя Андрея, поила его – сок на удивление был прохладен и чуть-чуть благоухал переспевшей земляникой: ею пахла губная помада Насти. Ему нравился этот мягкий, солнечный аромат, напоминавший о знойном мареве июля, быстрых прозрачных дождях и высоком голубом небе без единого облачка.

Незаметно они вышли к Комсомольской площади, на которой высился памятник партизанам гражданской войны; вокруг него – лавочки, между лавочками – клумбы с астрами, петуньями и портулаком. Подростки катались на роликовых коньках, кучковалась тут и молодёжь постарше: кто-то пел под гитару, кто-то громко обсуждал вчерашний футбольный матч, другие не пели и не фанатели – просто разговаривали, пили пиво, курили и наблюдали за маленькими пони, которые возили малышей в ярких расписных тележках. У самой большой клумбы пританцовывал толстый веселый клоун, а его напарник-фотограф зазывал желающих сфотографироваться. Всё как всегда. И даже Сергей Васильевич Уфименко, внимательно разглядывавший растрескавшийся асфальт у себя под ногами, тоже был уже вроде примелькавшейся детали этой площади.

По своему обыкновению Сергей Васильевич, не замечая никого вокруг, что-то бурчал себе под нос. Андрей хотел подойти к нему поздороваться, но как только подумал о том, что Уфименко непременно заведёт долгий и нудный разговор о подземельях, так и расхотел демонстрировать свою учтивость.

Настя тоже не горела желанием общаться с Уфименко. И потому они, не сговариваясь, обошли Сергея Васильевича и ринулись вниз – к старой аллее, засаженной яблонями; она заканчивалась площадкой, от которой к бульвару вела широкая лестница. По левую сторону лестницы росли высокие ивы, в их зарослях Андрей однажды увидел самого настоящего лося. Впрочем, он не был уверен, что сохатый был настоящим. Всё-таки тогда Андрей находился под впечатлением явления ему Ниохты, в общем, скажем так, был взволнован, и в таком состоянии ему могло привидеться что угодно, не только лось.

– А вон там, – показал Андрей Насте, – однажды гулял лось. Большой, красивый, и на его боку была нарисована спираль со звёздами…

– Концептуалисты, что ли, в Ха завелись? – удивилась Настя. – Обычно они так прикалываются. Но откуда лося-то взяли? И вообще, не слышала я, чтобы кто-то из художников подобные акции устраивал. Ха всё-таки провинциальный город…

– А может, это было виденье? – усмехнулся Андрей. – Или этот лось заплутал в параллельных мирах, и вышел в наш – подкрепиться ветками ивы. Смотри, какие они тут густые и зеленые!